Читаем Сова летит на север полностью

Собачий лай стих. Наступила ночь, пора была спускаться к деревне тавров. Хармид с Памфилом ушли первыми. Язаматке отдали попоны, сунули пиксиду и велели держаться сзади. Как только лодка будет спущена на воду, ей свистнут.

Иларх протянул нож с костяной ручкой:

— На, пригодится.

Потом добавил:

— Если услышишь шум схватки, бросай все и беги.

Он понимал, что по-хорошему надо бы дождаться предрассветных сумерек, когда сон особенно крепок, но уж больно надоело сидеть в лесу. Хотелось идти вперед, что-то делать.

Спускались долго и осторожно. Прислушиваясь, стараясь не наступать на сухие ветки. Внимательно смотрели по сторонам, насколько позволял скупой лунный свет.

Вот и берег.

Море тихо лизало гальку. Возле костра ссутулился человек, тихо напевая под нос. От горшка на камнях доносился запах ухи. Вдоль кромки прибоя темнели силуэты лодок.

Хармид замер: если идти по голышам, караульщик услышит. Можно бегом, но расстояние не позволяет напасть неожиданно. Что делать? Показал рукой Памфилу: стой здесь. Двинулся дальше по подлеску, ступая словно кошка — мягко и беззвучно.

Когда до костра оставалось не больше десятка шагов, он рванул вперед. Тавр повернулся на шум, начал вставать, но клинок уже вошел под ребра. Закрыв караульщику рот пятерней, Хармид ждал, когда он замрет.

Потом прислушался — все тихо.

Шепотом позвал:

— Памфил!

Рядом выросла фигура друга. Оба бросились к долбленкам. Времени было в обрез, поэтому решили взять ту, что ближе. Начали толкать к воде. Тяжелая, зараза!

Внезапно изнутри донесся писк. Памфил с удивлением перегнулся через край: на дне копошились щенки. Он грязно выругался. Но стоило ему протянуть руку, как из темноты к лодке выскочила собака. Тишину ночи разорвал бешеный лай.

Тут же в деревне ответили десятки псов. Послышались голоса людей. Вспыхнули факелы — тавры бежали к лодкам. Хармид с Памфилом налегли: "Дава-а-ай!" Еще оставался шанс уплыть.

Сука не отставала, бросалась под ноги, хватала за штанины. Хармид махнул ксифосом, и она заскулила, отползая в сторону. Но время упущено. Не успеть!

"Уходим!" — рявкнул Хармид.

Оба бросились к кустам. Зашелестели стрелы. Памфил с криком упал. Хармид подхватил его под мышки, попытался тащить. Друг потерял сознание, обмяк. Взвалив Памфила на плечи, иларх начал продираться сквозь подлесок. Но когда впереди выросли скалы, он понял, что с такой ношей подняться на гребень не сможет.

Остановился, тяжело дыша. Потом повернулся лицом к берегу, бережно опустил друга на землю и снова вытащил ксифос. Сейчас появятся тавры, тогда он отправится к Стиксу, где его ждет угрюмый лодочник.

Факелы метались среди кустов. Раздавались разъяренные голоса, злобный собачий лай. Преследователи все ближе. Его заметили, начали окружать. Он бросился вперед. Успел ткнуть одного, рубануть другого, но сзади подкрались, ударили дубиной по голове. Вспышка, боль — и сразу темнота.

Он рухнул как подкошенный…

Хармид очнулся, когда ему в лицо плеснули воды из кувшина. Над ним склонились бородатые люди. Один из тавров что-то прорычал и врезал пленнику по скуле. Потом опять… Иларх чувствовал, что еще один удар — и он снова отключится.

Ему помогли подняться. Тыкая кулаками в спину, повели к выходу из землянки. Связанные в локтях руки пришлось вытягивать перед собой.

Лицо обдувал свежий ветер. Над головой истошно кричали чайки, словно предупреждая: "Тебе конец!" Покосившись на берег, он увидел кучу рыбьих потрохов. Улыбнулся разбитыми губами: нет, еще не конец.

Иларха вели по деревне через толпу людей — как штрафника сквозь лагерный строй. Тавры гневно кричали, бросали в него камни, а старухи плевались вслед пленнику беззубыми ртами. Из-за спин взрослых выглядывали дети — такие же оборванные и грязные. С длинных шестов таращились полусгнившие головы.

Собак конвоиры отгоняли древками копий. Отскочив после удара, те все равно бежали рядом, ожидая удобного момента, чтобы тяпнуть чужака. Хармид отбивался ногами, одна из штанин была изорвана в клочья.

Пленника втолкнули в землянку. В нос шибануло кислым. Поднимавшийся от очага дым висел под потолком густой удушливой пеленой.

Иларх закашлял. Пинком под колени его опустили на пол.

— Ты грек? — спросил большой лохматый человек с гроздью амулетов на шее.

— Да.

— Откуда?

— Из Пантикапея.

— Зачем убил сторожа?

— Лодка была нужна, — прохрипел иларх. Не дав лохматому задать следующий вопрос, перебил: — Где мой товарищ?

Удар в ухо — и он опрокинулся на бок. Звон в голове стал нестерпимым. Хармид стиснул зубы, пытаясь побороть боль. Балансируя на грани реальности и забытья, он хотел одного — тишины.

Словно издалека донесся голос:

— Спрашиваю я.

Когда зрение снова сфокусировалось, иларх улыбнулся:

— Кончайте уже, что ли.

— Нет, — спокойно и серьезно объяснил хозяин землянки, — умрете на рассвете. Ваши головы будут сторожить деревню.

"Памфил жив, — успел подумать Хармид. — Даже и не знаю, хорошо ли это".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза