Совдетство. Узник пятого волнореза

Ночью пошел дождь. Капли щелкали по жестким листьям. В окне вспыхивали молочные зарницы, выхватывая темные силуэты сада, похожие на театр теней, который нам показывали в детском саду. Из избушки доносились голоса Нелли и Давида, слов не разобрать, но отчетливо было слышно, как после горячего спора наступала скрипучая тишина, потом долетало нежное воркование…

Часть третья. Волнорез

29. «Купила мама Леше…»

Утром я проснулся на другой планете: эмалево-голубое небо было чистым, как вымытое фарфоровое блюдце. Солнце, истомившись без дела за облаками, с утра пекло немилосердно. Я вскочил с раскладушки, подброшенный избытком бодрости, и побежал вниз умываться, крутя над головой полотенце, как пропеллер. Из «шляпы» неслась шуточная детская песенка, которую я знал наизусть, исполняла ее Гелена Великанова, отлично притворяющаяся малолетним балбесом:

Купила мама Леше
Отличные галоши,
Галоши настоящие,
Красивые, блестящие!
Теперь, хоть и захочешь,
ноги не промочишь…

Рекс тоже резвился и ликовал, словно вчера спас утопающего октябренка, а не задавил бедную курицу. Мася таскала в зубах с места на место дохлую мышь в надежде, что хоть кто-то оценит и похвалит добытчицу. По двору протянулся чесночный запах чахохбили: казачка выполняла заказ снабженца. Тетя Валя на завтрак заварила свежего чая: Петр Агеевич вчера сказал ей вскользь, что на третий день заварка становится ядом, вроде мышьяка, и она, видимо, из чувства вины добавила в пшенку немного изюма. Башашкин ел, приговаривая, что это и есть знаменитая гурьевская каша, такую в царские времена подавали за большие деньги в лучших ресторанах, например в «Славянском базаре». Потом рецепт был утрачен и вот вновь открыт выдающимся кулинаром современности Валентиной Ильиничной Батуриной. А я в детстве обожал «королевское кушанье», придуманное Лидой, — рисовую кашу, залитую клюквенным киселем. Как давно это было!

Давид впервые, по моим наблюдениям, остался до утра у официантки, отправившись на работу прямо из избушки. Неля по-семейному поправила ему воротник сорочки, а потом чмокнула в щеку. На ее осунувшемся лице появилось выражение счастливой озабоченности, типичное для замужних женщин нашего общежития.

Добрюха все утро упрашивал сестер Бэрри отправиться на дикий пляж, чтобы окончательно слиться с природой, отбросив условности цивилизации, но так и не уболтал. Уклоняясь от нудизма ухажера, они уговаривали его съездить в Пицунду, в угодья Интуриста, где подают мартини с оливкой на дне бокала. Он охотно согласился, но при условии, что они заедут еще и в Дом творчества Литфонда, где отдыхает один-одинешенек его друг по жизни и соратник по Сандуновским баням, великий рыбак и выдающийся советский сценарист, лауреат Ленинской премии Валька Ежов.

— Что еще за Ежов?

— «Балладу о солдате» смотрели?

— О, да! Ивашов — такая душка! — воскликнули сестры. — А Жанна Прохоренко? Куда она исчезла? — и моментально согласились.

Мишаня в наказание за вчерашний поджог мел двор, бормоча себе под нос армянские ругательства. Вдобавок обжору лишили доступа к магнитофону. Лиска ходила вокруг него с исковерканной «сонькой» и нарочно дразнила кузена, то прибавляя, то убавляя громкость. Ликующий голос Ободзинского пел:

Город праздничный. Небо голубое.
Огоньки блестят. Солнце светит.
Хорошо сегодня нам с тобою
До зари бродить по площадям…

«Странно, — размышлял я, собираясь на море, — люди, когда сочиняют песни, думают над словами или всовывают в мелодию первое, что забредет в голову? Ежу ясно: если солнце светит, то какие и где могут блестеть огоньки? А если двое бродят до зари, то почему небо голубое, а не звездное? Интересно, кто-нибудь еще замечает всю эту несуразицу, или только я один такой умный?»

Ларик со мной не пошел, сославшись на важные дела. С утра загадочно-сосредоточенный, он тихо сообщил, что должен заняться подготовкой операции «Футбол», и в подтверждение, как Юрий Никулин, пристукнул невидимого врага воображаемой фомкой, издав при этом губами звук, похожий на хлопок пробки.

— Может, не надо? — спросил я.

— Не ссы в компот! — усмехнулся мой отважный друг.

Из его рассказа я понял, что товарищеские матчи между сборными командами санатория «Апсны» и Нового Афона проводятся регулярно, в июле он участвовал в такой встрече и забил гол, но победили, как ни странно, отдыхающие. Более того, Гога хорошо знает санаторного физрука Каху, отвечающего за спортивный досуг, и должен с ним сегодня переговорить. Задача Ларика — обежать членов местной команды для выяснения, кто на месте, а кто в отлучке. Братья Чучба и Степка уже согласились. Сообщив мне все это, он мимоходом дал хорошего пенделя Мишане, нагнувшемуся, чтобы замести мусор веником на совок, и умчался готовить сладкую месть.