Читаем Совдетство. Узник пятого волнореза полностью

По пути Ларик хотел купить у Давида пачку «Иверии», и правильно: у нас в Москве тоже без конца стрелять и курить ЧКД (что кто даст) не принято. Но на двери висел большой замок. Зазря пришедшие с кошелками покупательницы громко осуждали завмага, который совсем с глузду съехал из-за крашеной официантки, а ведь у него жена и трое детей — мал мала меньше… Новый Афон — городок маленький, здесь все про всех всё знают.

— Хорошо туркам, — заметил мой друг, когда мы пошли дальше. — У них гаремы разрешены.

— Врешь!

— Сиропчик рассказывал. Эх, жаль у нас в хоккей не играют, я бы этого Михмата так к борту припечатал, что у него уши бы отклеились!

— Да, жаль, — подтвердил я, дивясь неостывающей злопамятности друга.

Хоккей — вот это мой спорт! Конечно, до турнира «Золотая шайба» мне далеко, но, выходя во двор с клюшкой «Союз» за 2 рубля 40 копеек, обмотанной для надежности черной матерчатой изолентой, я чувствую себя, как говорит Озеров, «витязем ледовой арены». Играем мы на проезжей части, однако это не опасно. Центросоюзный переулок после пересечения с нашим Балакиревским упирается в ворота Хладокомбината, в рабочие часы туда постоянно сворачивают серебристые рефрижераторы, вроде того, куда залезли Никулин, Вицин и Моргунов в «Кавказской пленнице». Но после окончания трудового дня переулок превращается в мертвый тупик. Слева наш тихий скверик, справа те самые знаменитые плиты, на них, как на трибунах, сидят болельщики, правда, немногочисленные. Воротами служат большие деревянные ящики, положенные набок.

За зиму на мостовой нарастает сантиметров пятнадцать-двадцать укатанного, плотного льда. Когда дворники весной его колют ломами (иначе пролежит до лета), в некоторых местах он напоминает разбитые мраморные плиты. По нему можно гонять на коньках. Сначала у меня были позорные «снегурки» с допотопными завитками спереди, они пристегиваются к валенкам ремешками. Бабушка Лиза, приехав к нам в гости и увидев меня на «снегурках», взволновалась и сообщила, что на таких же коньках она, будучи гимназисткой, каталась по замерзшей Москве-реке напротив Угловой башни Китай-города. Пришлось изрядно поныть, и наконец родители мне купили в комиссионке «канадки» с ботинками, но специально взяли впрок на три размера больше, поэтому тетя Валя связала мне особые носки неимоверной толщины, чтобы нога не болталась, а потом к каждой зиме справляла очередную пару все тоньше и тоньше.

На коньках я стою не очень уверенно, однако, если опираешься на клюшку, этот недостаток почти не заметен. Но позапрошлой зимой Серега Шарманов в падении распорол коньком щеку бедному Пархаю, тому наложили семь швов, и его мамаша, известная общественница, обошла всех наших родителей, взяв письменное обязательство, что их дети больше не будут играть в хоккей на коньках. И очень кстати. Нога у меня выросла, поэтому, даже надев самый тонкий носок, приходилось поджимать пальцы, которые, замерзнув в скрюченном виде, потом не хотели распрямляться, надо было отпаривать ступни в горячей воде с горчицей. Впрочем, этой зимой я почти не играл в хоккей, так как еще в декабре, подражая канадцам, от радости победы лупанул клюшкой по льду и сломал, несмотря на обмотку, а покупать новую не спешил. Наша команда поредела: Ренат, Пархай и Шарман переехали на новые квартиры. Петька Кузнецов всерьез занялся многоборьем и гонять шайбу ему некогда. Калгаш и Виноград заявили, что без коньков играть им не интересно, детский сад какой-то, и стали ходить на площадку с заливным льдом и настоящими сетчатыми воротами. Такие «коробки» ставят теперь для пацанов по всей Москве, воткнули и на Спартаковской площади, во дворе. А я увлекся боксом, жаль, ничего из этого не вышло…

Но, скорее всего, мы просто повзрослели. Сразу за плитами расположена малая проходная Пищекомбината, там посменно дежурят вохровцы в черных шинелях с зелеными петлицами. Один из них — дядя Саня — фанатик хоккея. Когда мы играли, он выходит на крыльцо поболеть, иногда давал советы и вмешивался в спорные моменты, особенно если речь шла об удалении на три минуты. Так вот, в конце матча он всегда определял, кто играл лучше всех, и вручал счастливцу брикет мусса или киселя. Пищекомбинат выпускает сухие спрессованные концентраты. Конечно, гречневую или гороховую твердятину нормальный ребенок грызть не будет, а вот мусс или кисель — другое дело. Поначалу, как камень, они постепенно растворяются слюной и наполняют рот ароматной сладостью. Я тоже несколько раз попадал в число призеров, попробовав яблочный и клубничный мусс, а также вишневый кисель. Потом дядя Саня перестал появляться на крыльце, мы спросили сменщиков, и они, помявшись, объяснили, мол, отправился боевой товарищ на окончательный покой. Видимо, ушел на пенсию, догадались мы. А недавно, покупая по заданию Лиды в нашем гастрономе молоко с вермишелью, я увидел в бакалее на витрине пачку яблочного мусса за 6 копеек, не удержался и взял. Еле догрыз: редкая дрянь! Даже странно, что раньше он мне нравился, мол, сухое мороженое! Нет, я точно повзрослел…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза