Совдетство. Узник пятого волнореза

— Обыкновенную. Такую все боксеры дают, чтобы кого-нибудь случайно не покалечить. Они могут драться только в целях самообороны. А у нас будет, так сказать, самонападение… — буднично объяснил я.

— Не свисти! Ты мне не говорил, что боксом занимаешься…

— Не люблю зря хвалиться.

— Покажи!

— Запросто.

Я зажал в пальцах ремешки вьетнамки, встал в стойку, как учили, и провел, чуть не сломав запястье, такой мощный прямой удар, что избушка заходила ходуном.

— Похоже, не врешь, — остолбенел Ларик. — И какой же у тебя разряд?

— Первый юношеский, — не сморгнув, ответил я.

— Офигеть! Ладно, постоишь на стреме.

…Я и в самом деле не врал. Отчасти. В Гавриковом переулке, за детской парикмахерской, на спуске к Большой Почтовой, стоит странная, какая-то нагроможденная церковь с узкими окнами-бойницами и без крестов, потому что недействующая. Один купол у нее большой, приземистый, как у планетария, а второй — маленький, в форме луковки, высоко поднят на чешуйчатой башне. К витой железной ограде, сколько себя помню, присобачено фанерное объявление общества «Спартак» о наборе в секции бокса и вольной борьбы. Долго я ходил мимо, так как внизу имелась приписка: принимаются только те, кому стукнуло четырнадцать лет. В прошлом году, едва отметив в ноябре день рождения, я помчался записываться.

В бывшей церкви пахло прогорклым потом почти так же сильно, как в подъезде кошками. Посредине зала, уступами уходившего вверх, возвышался квадратный ринг, обтянутый канатами. На нем два коротко стриженных парня в трусах и майках изо всех сил молотили друг друга пухлыми перчатками, и звуки ударов гулко разносились по помещению, а из купола на спортивную драку печально смотрел нарисованный Бог. На длинной низкой лавочке, вдоль стены, сидели пацаны моего возраста и постарше, они внимательно наблюдали за поединком, невольно повторяя плечами движения соперников. Побелка за их спинами вытерлась, и стали видны блеклые изображения ног, обутых в остроносые сапожки. В полукруглом продолжении спортзала несколько ребят, не обращая внимания на бой, наращивали мускулатуру. Один лежа жал от груди штангу, второй, просунув пальцы в отверстия, с трудом разводил в разные стороны пятикилограммовые «блины», третий качал пресс на шведской стенке.

Вокруг ринга, достававшего до груди, бегал, размахивая руками и ругаясь, сухой мужичок, одетой в синюю олимпийку, а на голове топорщился спортивный бобрик. Тренер — сразу догадался я. На меня он не обращал никакого внимания.

— Брек! — крикнул тренер, когда потные парни в очередной раз повисли друг на друге. — Работайте, работайте! Хватит отдыхать! А ноги? Где ноги? Кто двигаться будет — дядя Вася с волосатой спиной?

Скомандовав «бокс!», мужичок неожиданно повернулся ко мне:

— Тебе чего здесь надо?

— Записать хочу…

— Ты? — Он даже остановился от удивления и осмотрел меня с ног до головы, задержавшись на моих острых плечах.

— Я.

— Зачем?

— Ну… Я… в общем… хочу, как Попенченко!

— Ишь ты! По морде, что ли, надавали?

— Нет.

— Метрика с собой?

— Угу.

— Пошли!

Он повел меня в боковую каморку, похожую на келью. Там сквозь побелку тоже проглядывались синие силуэты с молитвенно сложенными руками. На стене висели вымпелы, а в нише стояли кубки, похожие на никелированные кофеварки. Тренер сел за большой письменный стол, опиравшийся на львиные лапы, раскрыл замызганную общую тетрадь в коленкоровой обложке и спросил:

— Фамилия?

— Полуяков.

— Как звать?

— Юра.

— Меня — Виктор Федорович. Школа? Класс?

— З48-я. 7 «Б».

— Записал. Приходи в среду к 16:00. Майка, трусы, кеды, справка от врача, они там знают, какую надо, и письменное согласие от родителей с печатью завкома. А Валерий Владимирович сюда к нам иной раз захаживает. Он же тут рядом, в МВТУ работает. Великий боксер! Может, увидишь Попенченко живьем. Лови! — И он неожиданно подбросил передо мной спичечный коробок.

Среагировать я, конечно, не успел. Тренер поморщился. Потом мне объяснили, что это у них такая проверка реакции, которая очень важна для боксера, и я испытание не прошел. Лида безропотно настрочила согласие своим ровным почерком, но, прежде чем расписаться, посмотрела на меня с болью и спросила:

— Сынок, зачем тебе этот жуткий спорт? Все боксеры с перебитыми носами!

— Надо, — коротко ответил я.

— Я поставлю печать БРИЗа.

— Нет, профкома!

Занимались мы три раза в неделю, в основном общей физической подготовкой, бегали вокруг церкви, разминались, отжимались, ходили гусиным шагом вприсядку, после чего ноги утром болели так, что я с трудом мог доковылять до школы. Потом долго осваивали правильную стойку, движения вперед-назад, уклоны корпусом, защиту, блоки. Затем новичкам начали ставить удар, сначала обычный прямой. Виктор Федорович показывал, мы повторяли сперва медленно, потом быстро и резко… Изнуряясь на тренировках, я мечтал о том моменте, когда нам выдадут перчатки и я приду в школу со спортивной сумкой, а молния по недосмотру будет открыта…