Советская поэзия. Том второй

Что бы там ни твердили,
я себя твоим сыном считаю.
С этой гордою верой по белому свету шагаю.

С детства жил сиротой. Доброты мое детство искало.

Я к тебе потянулся — и ты моей матерью стала.

И тебе я поведал надежды свои и печали.

Ты одна не смеялась, одна не пожала плечами.

Так спасибо тебе, что не бросила, не позабыла:

В нас с тобою, наверное, поровну горечи было.

Так спасибо тебе, мне теперь не вернуться обратно.

Как измерить твою доброту? Ведь она необъятна.

Нет, неведома жалость тебе. Это боль и горенье.

Многим плакать пришлось, пред тобою упав на колени.

Выпадала у многих из рук твоя горькая чаша…

О владычица добрая,
грозная-грозная
наша!

Вот кружится твой свет над Чаргали,

над Темзой,
Невою,
Весь пронизанный мудростью,
свежестью и синевою.

Только горе поэту,

что оставлен любовью твоею.
Я любую измену снесу, но твою — не сумею.

Так гори мне, гори, чтоб с тобой до скончания века,

Чтобы правду я смог донести до души человека.

Картина на слоновой кости Перевод Б. Окуджавы

Может, когда Руставели слагал свои песни,
эту картину задумывал мастер безвестный…

Мысли свои в это древнее-древнее следуют:

белые люди в белой беседке беседуют.

Слышно мне даже, о чем разговор их ведется:

вот человек — это тайна, но тайна и солнце.

Кто его в небе зажег дерзновенной рукою?

Век человеческий краток… С чего бы такое?

Есть ли на свете грядущее… кто его знает?

Разве не все осыпается и исчезает?

Разве не все преходяще и бренно на свете?

Есть ли бессмертье?… А может быть, нету бессмертья?

Им никуда не укрыться от этих вопросов.

Юноша грустен. Старец оперся на посох.

Белые руки третий воздел над собою:

может быть, небо ответит ему голубое?

Тянется эта беседа, течет — не кончается.

Белое дерево тихо над ними качается.

Белые листья к белым склоняются веткам.

Белые птицы белым овеяны ветром.

…Значит, тот мастер безвестный все-таки вечен,

хоть и лавровым венком никогда не увенчан.
Долго он бился, свое создавая творение,
вот и живет оно, будто бы стихотворение.
В белой беседке белые люди беседуют.
Просто беседуют белые люди. Не сетуют.

Старый мотив Перевод С. Куняева

Эти горы и поля
золото вот-вот покроет,
землю дождичек омоет,
успокоится земля.

Ты летишь, как ястреб, в небо,

я ущельями брожу,
от страдания и гнева
отдыха не нахожу.

Сплю, туманами повитый,

кутаюсь в сырую мглу…
Замки с древнею обидой
громко плачут на ветру.

Замки, в синь вознесены,

на седое время ропщут
и как будто бы бормочут;
— Ожидай приход зимы!

Жду. А горы и поля

скоро золото укроет,
землю дождичек омоет,
успокоится земля.

Портрет друга Перевод Е. Винокурова