В час золотого смещенья светаНа берегу я бродил морскомИ очутился в грядущем где-то,В дне, неизвестно еще каком.Там говорила мне тихо, длинноСамые ласковые словаЖенщина маленькая, Полина —Та, что знакома со мной едва.Мне обнимать ее страшно даже,Словно в ладонях держать птенца.Волосы лишь осторожно глажу:Вдруг золотая на них пыльца…Где-то гуляем в Замоскворечье,Все переулочки ей дарюИ нескончаемо, бесконечноВ это родное лицо смотрю.Обожествляю такие лица —Зори надежды в небе потерь!Ах, как умеет оно светиться…Это я знаю даже теперь.Кто-то окликнул — я оглянулся.Словно из сказкиЧудак старикК синему морю опять вернулся,Тщетность неясной мечты постиг.Но начертал на холодной глинеИз непонятного озорстваВоспоминание о Полине, —Чтобы стирала волна слова.
Все тело с ночи лихорадило,Температура — сорок два.А наверху летали молнииИ шли впритирку жернова.Я уменьшалась, как в подсвечнике.Как дичь, приконченная влет.И кто-то мой хребет разламывал,Как дворники ломают лед.Приехал лекарь в сером ватнике,Когда порядком рассвело.Откинул тряпки раскаленные,И все увидели крыло.А лекарь тихо вымыл перышки,Росток покрепче завязал,Спросил чего-нибудь горячегоИ в утешение сказал:— Как зуб, прорезалось крыло,Торчит, молочное, из мякоти.О господи, довольно плакати!С крылом не так уж тяжело.
1964
Южный рынок
Инжир, гранаты, виноград —Слова бурлят в стихах и прозе.Кавказа чувственный зарядПреобладает в их глюкозе.Корыта, ведра и тазыОни коробят и вздувают,Терзают негой наш языкИ нити мыслей обрывают!Прекрасны фруктов имена!Господь назвал их и развесилВ те золотые времена,Когда он молод был и весел,И образ плавал в кипяткеСадов Урарту{293} и Тавриды{294},Одушевляя в языкеЕще не изданные виды.А ветры шлепали доской,Тепло с прохладой чередуяВ его скульптурной мастерской.Серьезный ангел, в пламя дуя,Хозяйство вел. Из образцовГотовил пищу. Пили кофе.А всякий быт в конце концовВраждебен мыслям о Голгофе.Я это знаю по себе,По гнету собственных корзинок.Я это знаю по ходьбеНа рынок, черный от грузинок,Влачащих овощ на горбе.