Практический интерес к контингенту бывших добровольцев в польских лагерях проявляло только командование Русской армии Врангеля, поскольку в июле 1921 г. Русский совет[687]
в Париже принял решение «во что бы то ни стало добиваться сохранения армии Врангеля в странах их местонахождения». Граф Пален, высланный из Польши, находясь то в Берлине, то в Данциге, разрабатывал план приема «бегущих из польского интерната белогвардейцев армии Балаховича и Пермикина». В Данциге Пален договорился с местными властями о том, что немецкие власти не будут «чинить препятствий к концентрации» бежавших из Польши в лагере Целле[688]. В августе генерал Миллер прислал для интернированных в польских лагерях 10 тысяч французских франков, но до лагерей они не дошли. РЭК принял решение «обратить эти деньги на погашение 6 миллионов марок, израсходованных на интернированных в июле»[689].Во второй половине августа все интернированные (без уведомления об этом Б. Савинкова и РЭК) были сведены в лагерь Тухола, который постепенно освобождался от военнопленных-репатриантов. Малое совещание РЭК постановило в связи с этим «составить записку с целью улучшения положения интернированных», а также обсудить с генералом Нисселем вопрос о переводе контингента в лагерь Тухола и о «взаимоотношениях Bureau de Renseignements[690]
c Информационным бюро».С целью «отыскания денежных средств» совещание постановило «обратить внимание на Финляндию и Японию ввиду благоприятного освещения работы РЭК представителями названных государств»[691]
. 27 августа савинковцы решили ликвидировать РЭК и «ввести в действие Попечительный комитет»[692]. В сентябре финансовая ситуация в РЭК осложнилась до того, что РЭК занялся продажей автомобиля, «мотоциклета» и квартиры[693].Организацией, которая вплотную занялась защитой прав и интересов советских граждан (военнопленных и беженцев из числа интернированных) в польских лагерях, стала РУД[694]
. Председателем РУД был назначен Е. Я. Аболтин[695], имевший значительный опыт на поприще организации обмена военнопленными в качестве председателя русской делегации русско-эстонской комиссии по обмену военнопленными. Практические вопросы по возвращению из Польши на родину советских граждан (военнопленных, гражданских пленных, интернированных и заложников) стали приоритетным направлением в деятельности российско-украинской делегации на мирных переговорах в Риге, а затем – в работе РУД после подписания Соглашения о репатриации. Внимание этой проблеме уделяли также полномочное и военное[696] представительства РФ в Польше.Уместно отметить, что к началу работы РУД в Польше весной 1921 г. единый взгляд на вопрос о возвращении русских беженцев из-за границы в советских государственных и партийных структурах еще не сформировался. Зачастую не было согласованности в их действиях и решениях. Если для НКИД вопрос о возможности пропуска в Россию лиц, политически благонадежных, не вызывал возражений, то Политбюро ЦК РКП(б) в марте 1921 г. постановило «врангелевские войска в Россию не пускать». Исполнение этого решения было возложено на Ф. Э. Дзержинского[697]
.Такая позиция объяснялась тем, что в НКИД, ВЧК, в особый отдел Западного фронта и в Центрэвак от военного представителя в Польше стали поступать сообщения о проникновении на территорию Советской России «агентов Балаховича и Савинкова и бывших солдат Врангеля под видом военнопленных». Часть из них «рассеивалась», не доезжая до пункта обмены в Негорелом, сообщал А. А. Иорданский, в частности в апреле 1921 г., другая часть расходилась «по деревням, для антисоветской работы». «Есть все основания предполагать, – подчеркивал он, – что и дальнейшие эшелоны будут снабжены точно такими же упомянутыми агентами»[698]
.Многие советские дипломаты отдавали себе отчет в неизбежности репатриации и необходимости правильного и своевременного решения этого вопроса. Советский представитель в Великобритании Н. Клышко в письме наркому по иностранным делам Г. В. Чичерину подчеркивал, что вопрос о репатриации стал, по существу, международным и получил «общегосударственно-политическое и экономическое» значение. Запрет на въезд в Россию он назвал «актом, не имевшим прецедентов в самые худшие времена царизма[699]
.В первой половине мая 1921 г. заместитель председателя ВЧК И. С. Уншлихт[700]
провел инспекционную поездку в Главное эвакуационное управление Западной области, в Белорусскую эвакуационную комиссию и на пункт обмена в Негорелом. 26 июня в докладной записке в ЦК РКП (б) он высказал мысль о необходимости объявления амнистии интернированным в Польше и Чехословакии солдатам белых армий[701].