Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Условия размещения в лагерях интернированных были настолько сложными, что в лагерях сложилась чрезвычайно опасная ситуация, которая стала предметом рассмотрения всех заинтересованных российских и советских структур. После высылки савинковцев из Польши председатель Попечительного об эмигрантах комитета бывший председатель литературно-агитационной комиссии РЭК В. В. Уляницкий провел осмотр лагеря Тухола. В своем сообщении в польское военное ведомство он отметил, что помещения (бараки и землянки) «совершенно не приспособлены для зимнего времени». Комендант лагеря подполковник Липиньский полагал, что «приспособить помещения для зимы мудрено, но кое-что можно устроить, если будут даны средства со стороны», так как польское интендантство, по его словам, несмотря на его просьбы, не принимало каких-либо мер к исправлению ситуации[765].

Исследованием проблемы положения интернированных занялось и польское отделение Земгора. В справке после посещения лагеря Тухола П. Э. Бутенко и представителем правления Земгора в Париже Ю. Я. Азаревичем было отмечено, что из 17 тысяч[766] интернированных в Польше человек в декабре 1920 г. 3 тысячи человек выехали с эшелонами красноармейцев в рамках репатриации в Советскую Россию, свыше 8 тысяч человек ушло на работы в различные воеводства Польши. Оставшиеся в лагерях в начале сентября 1921 г. были размещены в Тухольском лагере, где к ноябрю 1921 г. было сконцентрировано 5 тысяч интернированных. Положение в лагере, отметили Бутенко и Азаревич, «построенном немцами на несколько десятков тысяч» человек (в «котором зимой 1920/21 г. умерло 20 тысяч красноармейцев»)[767], было очень тяжелым.

Такую же оценку ситуации в лагерях давали члены РУД в Варшаве, отмечая при этом, что в еще более трудной ситуации оказались интернированные, отправленные на общественные и прочие работы в польскую провинцию. Информации об их количестве РУД на тот момент не имела; разработанный под руководством Е. Б. Пашуканиса «план регистрации репатриантов, находящихся в провинции» не исполнялся. Работа «задерживается Польделегацией», сообщал Пашуканис в середине октября в Москву.

Многие репатрианты из отдаленных районов Польши уходили на сборные пункты пешком. Так, из Беловежской Пущи, ввиду тяжелых условий работы на лесных разработках, принадлежавших на условиях концессии Булак-Балаховичу, на сборный пункт в Варшаве для отправки на родину пешком отправилось до 600 человек[768]. К 11 ноября 1921 г. из Польши число выехавших беженцев из числа интернированных через пункт пропуска Негорелое составило 2938 человек[769].

Амнистия и последующая за ней массовая репатриация на родину могли стать выходом для попавших в польскую ловушку русских добровольцев. 4 ноября 1921 г. был подписан декрет ВЦИК «Об амнистии» «в ознаменование четвертой годовщины власти трудящихся в связи с окончанием войны и переходом на мирное строительство», который распространялся на осужденных, подсудимых или обвиняемых лиц. В тексте декрета «Об амнистии», в частности, было отмечено, что «этих обманутых людей водили в бой за чужое им дело и, когда им пришлось очутиться на чужбине, их бросили на произвол судьбы».

В преамбуле было дано обоснование принятого решения об амнистии: «Много таких обманутых… оказалось заточенными в лагерях в качестве интернированных, многие работают на принудительных работах… часть из них была насильственно или путем обмана вновь завербована Белой армией разными авантюристами, не потерявшими еще надежды свергнуть рабоче-крестьянскую власть и восстановить господство помещиков и фабрикантов».

Полная амнистия объявлялась лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича «в качестве рядовых солдат путем обмана или насильственно втянутых в борьбу против советской власти» и находившихся на момент принятия декрета в Польше, Румынии, Эстонии, Литве и Латвии. Возвращение на родину этой категории граждан предполагалось «на общих основаниях» с военнопленными[770]. ВЦИК обязал НКИД, НКВД и ВЧК «принять необходимые меры к обеспечению» правовой базы для репатриации этого контингента.

Амнистия распространялась только на солдат со званием не выше унтер-офицера. Лица в звании фельдфебеля, подпрапорщика, прапорщика, подпоручика, корнета и выше, а также юнкера, участники кадетских отрядов, военные чиновники амнистии не подлежали. С амнистированными на родину могли вернуться жены и дети, а также престарелые и нетрудоспособные родители, если они проживали за их счет.

Приемные пункты репатриантов были организованы в Петрограде (для лиц из Эстонии, Латвии, Финляндии), в Смоленске (из Польши, Австрии, Чехии), в Киеве (из Румынии и Польши), в Одессе и Новороссийске (из Турции, Греции, Италии и других южных стран). После предварительной проверки анкет прибывших на территорию Советской России в особых отделах ВЧК амнистированные должны были получать вид на жительство с отметкой: «За службу в белых армиях суду и наказанию не подлежит»[771].