В. Савинков, подводя итоги деятельности Информбюро и НСЗРиС, в разделе «Разведка и контрразведка» своего отчета за период с 1 июня по 1 октября 1921 г. констатировал, что предполагавшееся «общее восстание» летом 1921 г. не состоялось, а план, составленный оперативным отделом РЭК, развития не получил. Не оправдались и ожидания «о согласованности действий союза с украинскими организациями в случае общего выступления». Однако, не понимая, что он стал жертвой тщательно продуманной операции, «самым значительным результатом» своей деятельности с 15 сентября по 15 октября назвал «раскрытие задуманного покушения на жизнь Карахана от имени НСЗРиС и выяснение участников в сообщении материалов для “Красной книги”[735]
большевикам»[736].Вслед за этим на фоне «публичных разоблачений» «бывшего поручика Масловского» в эмигрантских газетах последовала дипломатическая атака советской стороны в форме нот НКИД и советского правительства польской стороне[737]
. В начале октября в Варшаве начала работу конференция с участием полномочного представителя РСФСР Л. М. Карахана и польского вице-министра иностранных дел Я. Домбского. Конференция завершилась 7 октября определением списка лиц, подлежащих выселению из Польши не позже 8 октября. Среди них были Борис и Виктор Савинковы, А. Дикгоф-Деренталь, М. Н. Гнилорыбов и еще 16 человек[738].Было решено также, что с 8 октября возобновят работу реэвакуационная и специальная комиссии, а РСФСР начнет проведение реэвакуации имущества и культурных ценностей в Польшу и до 20 октября передаст первый взнос за железнодорожное имущество. Со своей стороны, Польша обязалась сообщить советской стороне текст приказа по армии относительно выполнения статьи V Рижского договора, а также заверила, что рабочие отряды из интернированных будут переведены из приграничных районов в глубь страны[739]
.8 октября Философов получил от министра иностранных дел Польши К. Скирмунта письмо-уведомление о принятом на конференции решении. Скирмунт просил «снестись и переговорить» с Восточным отделом МИД «относительно вопроса выезда из Польши гг. Виктора Савинкова, Одинца, Ярославцева, Деренталя и Рудина». Министр был уверен, что свойственное Философову «лояльное и чуткое понимание двустороннего положения, являющегося результатом заключенного Польшей Рижского трактата» позволит ему объяснить причины принятого решения[740]
.В тот же день Философов писал Б. Савинкову в Париж о «доброжелательном» отношении руководства МИД, но непреклонной позиции министра иностранных дел Польши. «Действия МИД приобрели характер одностороннего распоряжения, а не взаимного согласия»[741]
, – подчеркнул Философов. В Варшаву Б. Савинков прилетел срочно на аэроплане 26 октября и сразу отправил письмо министрам внутренних и иностранных дел Польши. Коллективное послание от имени группы экстрадируемых из Польши[742] было направлено С. Грабскому (председателю комиссии по иностранным делам сейма) и депутатам Сейма (Анушу, Сейде, Барлицкому и Перлю). Б. Савинков заявил, что не согласен с высылкой, поскольку, «покидая Польшу 26 октября, мы создали бы фикцию, будто бы добровольно покидаем ее, что не отвечает действительности»[743].Министр иностранных дел в ответ на это объявил Б. Савинкову, что перечисленные лица «должны покинуть пределы Польши 28 октября вечером», а Б. Савинков – 30 октября. Б. Савинкову удалось добиться для своих сотрудников возможности выезда в Чехию, вследствие чего ранее запланированная их принудительная ссылка в Гданьск была заменена принудительной ссылкой за пределы Польши[744]
. Вечером 28 октября шесть сотрудников РЭК во главе с В. Савинковым[745] были препровождены полицией на Венский вокзал и в сопровождении чинов Министерства внутренних дел покинули Польшу. 29 октября в предпоследнем номере газеты «Свобода» была опубликована краткая хроника процесса выселения «русских антибольшевистских деятелей» из Польши[746]. Был опубликован также Протокол о высылке, подписанный В. Савинковым, А. Дикгоф-Деренталем, А. Мягковым, А. Рудиным, М. Гнилорыбовым, В. Уляницким. Было отмечено, что гг. Белецкий, представитель правительственного комиссариата г. Варшавы, и полицейский комиссар «от подписи протокола отказались»[747].30 октября Б. Савинков писал начальнику государства Пилсудскому: «Глубокоуважаемый и дорогой Иосиф Иосифович, прощаясь с вами, я хочу Вам сказать, что, как бы ни были прискорбны и тяжки инциденты, имевшие место в последние недели, мое и моих друзей отношение к Вам и к братскому польскому народу останется по-прежнему исполненным чувства искреннейшей признательности и глубокой дружбы, и чувство это не может измениться под влиянием обстоятельств, которые в наших глазах являются случайными».