Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)

Другие газеты сообщали, что Совет министров Болгарии принял решение разоружить все русские войсковые части и отправить их на принудительные работы[888]; что несколько эмигрантов-монархистов были арестованы в Риге[889]; что в Польше (в Луцке, Сарнах и Ровно) были арестованы 78 человек – бывших офицеров императорской армии[890]. Почти все эмигрантские газеты сообщали о концентрации войск Красной армии на советско-польской границе.

Попытки затормозить процесс распыления контингента интернированных (вследствие побегов из лагерей для поисков работы в Польше и увеличения числа желающих выехать на родину, а также усиления влияния монархистов) предприняло и руководство НСЗРиС. На заседании союза в лагере Тухола было отмечено, что сложившаяся негативная ситуация была обусловлена «долгим сидением в лагерях», «материальной необеспеченностью, а также весьма туманными материальными и политическими перспективами». С целью сохранения хотя бы части своих последователей в Польше руководство союза приняло постановление срочно «принять меры к подысканию работ и к выводу на них» личного состава.

«Если к 1 мая люди не будут вывезены из лагеря и не будут поставлены на работы, – было подчеркнуто в постановлении, – то большинство из них стихийно разбежится»[891]. В первой декаде апреля руководство НСЗРиС приняло решение «конспиративно агитировать в солдатских бараках и в среде записавшихся в Советскую Россию», с «целью парализовать контрагитацию большевиков»[892].

И. Фомичев лично приехал в лагерь Тухола с целью «сократить до минимума запись отправляющихся в Советскую Россию», но «не обостряя отношений с врангелевцами». В докладе В. Савинкову в Прагу он сообщал, что после высылки Б. Савинкова из Польши материальное положение интернированных ухудшилось настолько, что «демократический центр» русской эмиграции стал «беспомощным», чем и воспользовались «правые элементы», организовав кампанию под лозунгом подчинения генералу Врангелю[893].

Б. Савинков в это время из Парижа, как руководитель НСЗРиС, также готовил к открытию Генуэзской конференции ряд «массовых волнений, забастовок и восстаний». В ИНО ГПУ поступила копия его письма руководству отделения союза в Барановичах, в котором тот предписывал «принять подготовительные меры и сделать все возможное для обеспечения успеха» в Белоруссии. Б. Савинков предполагал, что готовящееся восстание «захватит» и Минск[894].

Основой будущего «восстания» должны были стать «балаховцы», находившиеся на работах вдоль восточной границы Польши, и местные жители. Из лагеря в Тухоле на лесные работы он предполагал отправить новые партии офицеров и солдат. «Они разделяются поротно и побатальонно, по эскадронам и дивизиям, сохраняя свои прежние названия… отношения между офицерами и солдатами простые и искренние», – сообщал Б. Савинков в Барановичи. Если бы его сообщение соответствовало действительности, то ситуация могла быть опасной, поскольку в другом сообщении из Берлина резидент ИНО ГПУ сообщал о наличии у Булак-Балаховича 10 тысяч человек – вооруженных рабочих-пильщиков в районе Пинска[895].

Интернированных казаков из Польши Б. Савинков предполагал сосредоточить в Праге, переправляя их небольшими партиями нелегально. Из Праги – через Балканы и Константинополь – они должны были добраться до Крыма и Кавказа. Позицию польского руководства в отношении русских антисоветских организаций Б. Савинков определил как «лояльную», несмотря на секретный циркуляр военного министерства, запрещающий «под угрозой предания суду» оказывать им какое-либо содействие. К счастью для Б. Савинкова, в польском военном руководстве было много «русофилов» – бывших русских офицеров, поэтому приказ военного министерства часто нарушался[896].

Успех Советской России на Генуэзской конференции был значительным: антисоветский фронт был расколот, поскольку советским дипломатам удалось найти общий язык с Германией и заключить 16 апреля Раппальский договор[897]. Одним из явных следствий этого события стало существенное изменение положения русской военной эмиграции в Болгарии. После завершения Генуэзской конференции по требованию болгарских коммунистов из страны были высланы русские генералы, многие офицеры были арестованы, другие военные эмигранты – поставлены под негласный контроль полиции[898].

19 апреля 1922 г. была опубликована нота государств Антанты, Малой Антанты, Польши и Португалии по этому поводу. Нарком Чичерин, в свою очередь, направил председателю польской делегации на Генуэзской конференции К. Скирмунту ответную ноту. Затем 25 апреля ноту от Скирмунта получил Чичерин[899]. Обмен нотами как по поводу договора Советской России с Германией, так и по поводу возмещения советской стороне убытков, понесенных мирным населением вследствие «нападения белогвардейских банд с территории Польши», продолжался до 3 мая[900].