Когда-то в военно-морском училище он по четыре часа в неделю осваивал немецкий. Да, видно, методика была далеко не лучшей: за несколько лет забыл потом почти все. Поступив в академию, убедился, что и здесь классные занятия поставлены так же, как в училище. Два-три раза в неделю. А иностранным языком надо заниматься систематически. Вот и решил Николай Герасимович вместе со своим другом Владимиром Антоновичем Алафузовым всерьез взяться за это дело. Тем более что и Кузнецову и Алафузову программа академии не казалась сложной, у них оставались свободные вечера. Попросили начальника академии, чтобы им дали отдельного педагога. Изучение немецкого языка пошло так быстро, что через год оба уже читали без помощи словарей и разговаривали довольно свободно. Тогда друзья увеличили нагрузку: попросили выделить им еще и «своего» преподавателя французского. В общем, к концу занятий в академии Николай Герасимович сдал экзамены на звание «переводчика третьего разряда по немецкому и французскому языкам». А затем, будучи старпомом и командиром корабля, при первой же возможности освежал, обновлял свои знания. Он вполне успешно объяснялся с французами и немцами, стесняясь только произношения: не хватало практики. А когда в Париже посол Потемкин спросил, с чего Николай Герасимович думает начать свою жизнь в Мадриде, Кузнецов ответил: с изучения испанского. Потемкин одобрил это: без знания языка страны пребывания работать трудно. И напомнил, что знание французского облегчит освоение испанского, это ведь языки одной романской группы.
Однако изучать испанский ему пришлось, как говорится, по ходу дела, читать учебники где-нибудь в автомашине, несущейся по дорогам, в гостинице или в каюте боевого корабля. Слишком много важнейших вопросов встало сразу перед Николаем Герасимовичем. Не успел как следует познакомиться с людьми, с обстановкой, как его пригласил к себе дон Инда (Индалесио Прието), морской министр, о котором журналист Михаил Кольцов писал, что у него «самые внимательные в Испании глаза», и еще — навсегда установившаяся репутация делового, очень хитрого политика… Дон Инда спросил, каковы первые впечатления у военно-морского атташе. Кузнецов ответил: республиканцы полны энтузиазма, рвутся в бой, готовы без устали сражаться с мятежниками. Но очень мало порядка, дисциплины. Повсюду, даже на кораблях, митинги — социалисты спорят с анархистами: вплоть до драки. Нарушаются элементарные правила безопасности: моряки грузят снаряды и курят здесь же, у боевых погребов. В главной базе флота, в Картахене, по набережной разгуливает германский консул, ему известно о выходе в море каждого корабля.
Министр согласился, что дисциплина оставляет желать много лучшего. Сказываются упоение обретенной свободой, испанский характер, некоторые особенности испанской революции. Нужна не только настойчивость, но и очень большая выдержка, чтобы постепенно исправлять положение… Затем дон Йнда сказал, что сам он не моряк, но, по его мнению, узнать и понять флот можно только в море. Сейчас эскадра впервые готовится в дальний и трудный поход на север: из Средиземного моря через Гибралтар в Бискайский залив. Цель: помочь баскам и астурийцам в борьбе с мятежниками. Дон Николас (так звали Кузнецова в Испании) может принять участие в этой операции. В опасной операции, подчеркнул он.
Министр не сводил с Кузнецова внимательных, иронически прищуренных глаз. Решать надо было мгновенно. Посоветоваться не с кем. А как же дипломатический этикет? Был ли в истории хоть один случай, когда военно-морскому атташе приходилось участвовать в боевых действиях? Но революция многое делает впервые. И не упускать же, действительно, такую возможность!
— Си, сеньор, — кратко ответил Николай Герасимович.
— Когда встретимся, разопьем с вами бутылку шампанского, — усмехнулся дон Инда. И счел нужным уточнить: — Если встретимся.
Через несколько дней Николай Герасимович уже стоял на мостике флагманского крейсера «Либертад», оглядывая в бинокль линкор и крейсеры, идущие следом. Осматривал горизонт. Опасность грозила и с моря, и с воздуха. Моряков в походе словно подменили. Прекратились митинги, все распоряжения выполнялись быстро и точно. Дисциплина теперь не вызывала тревоги. Но появились другие, не менее существенные причины для беспокойства. Выяснилось, что вместо изгнанных офицеров командирские обязанности на кораблях занимают недавние унтеры и рядовые матросы. Они революционеры, они хорошо знают свои специальности, но смогут ли вести морской бой? Сам командующий флотом имел весьма смутное представление о своих обязанностях. Он был капитаном вспомогательного судна, события вознесли его на высокий пост. Он не успел провести ни одного учения кораблей в море, даже не знал, как они проводятся.