После смерти Андропова именно Устинов стал ключевой фигурой в жизни страны. Черненко к нему очень прислушивался. Дмитрий Федорович, оптимист и жизнелюб, был опорой Черненко. Поддержка министра обороны многое значила для него. Помощник Черненко Виктор Прибытков рассказывал, что с Дмитрием Федоровичем Константин Устинович чувствовал себя увереннее и бодрее.
Устинов рассказывал ему:
— Ты знаешь, я тут своих помощников поднял на крыло. Прихожу утром в девять и говорю: «А где у тебя чемодан?» — «Какой чемодан?» — «Как какой? Мы через полчаса летим в Североморск». Ну, они мужики тертые, у них всё при себе. Вызвали машины и в аэропорт. Полетели в Североморск. Никто ничего не знал, даже командующий флотом. Я им говорю: «Веди на подлодку. Погляжу». Протащил их там через кубрики. Они запыхались. Потом собрал военный совет и объяснил, зачем приехал: начинаем новое строительство. Вечером улетел.
И радостно заключил:
— Дал я им шороху!
Адмирал Владимир Николаевич Чернавин, тогда начальник Главного штаба флота, рассказывал, как ему позвонил Устинов:
— Квартиру получил?
— Получил.
— Нравится?
— Нравится.
— Да не тебе, а твоей жене?
— Нравится.
— Ну, вот и хорошо, меньше пилить будет.
«Устинов не признавал слов “нет”, “не могу”, — вспоминал генерал-лейтенант Виктор Вячеславович Фаворский, заместитель начальника Главного управления космических средств. — Для него не существовало никаких трудностей».
Иногда казалось, что он просто не выпускает из рук телефонную трубку.
«Ижевскому мотозаводу, — вспоминал генерал-лейтенант Иван Васильевич Мещеряков, — было предложено создать уникальный прибор с прецизионным механическим устройством. Директор заявил, что у него на предприятии не найдется специалистов такого класса.
Устинов возразил:
— Как это нет специалистов? В цехе № 36 есть два классных слесаря-лекальщика — Потапов и Федоров. Соедините меня с ними, я сам поговорю».
Советская экономика работала в ручном режиме. Исполнялись только прямые указания министра, поэтому Устинов должен был практически круглосуточно следить за тем, чтобы подчиненная ему машина работала.
Нехватку военного образования и стратегического кругозора министр пытался компенсировать своей бешеной работоспособностью. Устинов, кажется, вообще не уставал и не испытывал потребности в отдыхе.
— В одиннадцать или двенадцать вечера, — рассказывал маршал Виктор Куликов, — звонит Устинов: «Виктор Георгиевич, на месте? Зайди». В субботу, в воскресенье он звонит в приемную: «Виктор Георгиевич где? На даче? Не беспокойте его». А через несколько минут опять звонит, и я понимаю, что надо ехать в министерство.
Обыкновенно Устинов работал с семи утра до одиннадцати вечера. Вернувшись домой, мог позвонить кому-то из подчиненных. И никто не решался признаться, что уже лег спать. Устинову хватало трех-четырех часов сна. Министр пребывал в уверенности, что и другим этого достаточно.
Обсуждали создание многоразовой транспортной космической системы по программе «Энергия» — «Буран». Начали после обеда. В полночь министр общего машиностроения Сергей Александрович Афанасьев предложил Устинову продолжить обсуждение на следующий день.
— Устали? — спросил Дмитрий Федорович. — Если кому приспичило или покурить хочется, то потихоньку выходите, а нам не мешайте.
И как ни в чем не бывало продолжал обсуждение до четырех утра.
«Не все выдерживали такую напряженную работу и уходили из команды, — вспоминал его многолетний помощник генерал-полковник Игорь Вячеславович Илларионов. — Такие люди переставали для него существовать, и он не хотел с ними встречаться и разговаривать даже по телефону».
Как выразился генерал армии Махмут Ахметович Гареев (в ту пору заместитель начальника Главного оперативного управления Генштаба), «вся его личная жизнь и личные интересы определялись лишь необходимостью физиологического выживания и поддержания жизненных сил для всеохватывающей и всепоглощающей работы».
Своим помощникам Устинов советовал:
— Надо вести правильный образ жизни и, главное, регулярно пользоваться баней. Баня — это лучшее средство для снятия усталости.
Чем больше Устинов вооружал страну, тем в меньшей безопасности ощущали себя советские люди. И в конце устиновской эпохи всерьез заговорили о возможности новой мировой войны. Задиристость и воинственность тона министра обороны пугали даже партийных чиновников. Это постоянная тема разговоров работников аппарата ЦК в 1984 году. Появился термин «двоекратия» — Громыко плюс Устинов.
На даче внучка спросила Дмитрия Федоровича:
— А войны с Америкой и Китаем не будет?
Устинов ответил как-то весело:
— Не должно бы!