Советские силовики

В августе у Ежова появился новый первый заместитель — Лаврентий Павлович Берия. В ноябре приказы по наркомату — невиданное дело! — издавались уже за двумя подписями — Ежова и Берии. Николай Иванович не был более властен даже над собственным аппаратом.

8 апреля 1938 года Ежова назначили по совместительству еще и наркомом водного транспорта. Так было и с Ягодой. Сталин действовал по испытанной схеме: отодвигал уже обреченного главного чекиста в сторону, готовя к аресту и суду.

Жену Ежова Евгению Соломоновну 29 октября 1938 года госпитализировали в подмосковный санаторий имени Воровского. У нее возникла тяжелая депрессия: жене наркома тоже шили дело. Несколько недель лечения ей не помогли. Она проглотила большую дозу снотворного — люминала — и 21 ноября умерла. Ежов на похоронах жены не присутствовал.

Из ее предсмертного письма мужу:

«Очень прошу тебя, Колюшенька, и не только прошу, а настаиваю, проверь всю мою жизнь, всю меня. Я не могу примириться с мыслью о том, что меня подозревают в двурушничестве и в каких-то несодеянных преступлениях… Я ни в чем не виновата перед страной и партией. За что же, Коленька, я обречена на такие страдания, которые человеку и придумать трудно. Остаться одной, запятнанной, опозоренной, живым трупом. Все время голову сверлит одна мысль:

“Зачем жить? Какую вину я должна искупить нечеловеческими страданиями?”

Если бы можно было хоть пять минут поговорить с этим дорогим мне до глубины души человеком (Сталиным. — Л. М.). Я видела, как чутко он заботился о тебе. Я слышала, как чутко он говорил о женщинах. Он поймет меня, я уверена, он не может ошибиться в человеке и дать ему потонуть».

А Сталин посоветовал Ежову развестись с женой, раз у нее подозрительные связи. Потом следователи придумают: жену наркома завербовала английская разведка в 1926 году, потом и его завербовала. А Ежов ее отравил, чтобы она его не выдала.

Сталин заставил Николая Ивановича своей рукой написать, на кого из крупных работников, прежде всего членов политбюро, в НКВД есть доносы, кто в чем обвиняется, какие предположения есть у работников наркомата и так далее. Этот документ Сталин хранил в своем архиве до самой смерти.

В доносах на членов политбюро не было ничего особенного: какие-то сомнительные, двусмысленные высказывания, кем-то заботливо записанные и принесенные в НКВД. Но при необходимости все это легко обрастало другими такими же доносами и показаниями уже арестованных.

23 ноября 1938 года Ежова вызвали к Сталину. Он провел в кабинете генерального секретаря почти четыре часа — с четверти десятого вечера до часа ночи. Присутствовали также Молотов и Ворошилов, в то время главные доверенные лица Сталина.

Даже такому человеку, как Ежов, была свойственна некоторая наивность. Уж Николай Иванович должен был понимать, что его ждет. И все же верил, что его, такого преданного Сталину человека, пощадят. Ну снимут с должности, ну арестуют, но не расстреляют же! За что его расстреливать?

Но его оправдания никого не интересовали. Ежов и его команда были отработанным материалом. Наркомат внутренних дел уже поручили новым людям во главе с Лаврентием Павловичем Берией. И новая бригада старательно уничтожала своих предшественников.

10 апреля 1939 года Ежова вызвал к себе только что избранный секретарем ЦК и назначенный начальником Управления руководящих кадров Георгий Максимилианович Маленков. Он занял кресло, в котором в пору своего расцвета сидел Ежов. После короткого разговора бывшего наркома арестовали. Ордер подписал его сменщик Лаврентий Павлович Берия.

Когда арестовали Ежова, руководитель Советской Украины Никита Сергеевич Хрущев находился в квартире Сталина в Кремле. Вождь пригласил членов политбюро поужинать.

«Как только мы вошли и сели на место, — пишет Хрущев, — Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасного человека, и это должны сделать как раз сейчас. Он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко, но тут он проявлял несдержанность, как бы выдавал себя. Прошло какое-то время, позвонил телефон, Сталин подошел к телефону, поговорил и сказал, что звонил Берия: всё в порядке, Ежова арестовали, сейчас начнут допрос».

Почему Сталин нервничал? Тревожился, что человек, которому еще недавно подчинялись все органы госбезопасности, в том числе и личная охрана вождя, может в последний момент выкинуть какой-нибудь фортель? А вдруг у Ежова остались на Лубянке преданные ему люди и они попытаются то ли отбить бывшего наркома, то ли вообще напасть на самого Сталина? Вот поэтому вождь так старательно готовил каждый арест, лишая будущую жертву поддержки и опоры.

Ежова отвезли в Сухановскую особую тюрьму НКВД. Там держали ограниченное число особо опасных политических заключенных.

Он написал Берии записку:

«Лаврентий!

Несмотря на суровость выводов, которые заслужил и принимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца.

Твой Ежов».