Советские силовики

Однажды Сталин словно невзначай заметил:

— Надо бы подкрепить НКВД, помочь товарищу Ежову, выделить ему заместителя. — И обратился к Николаю Ивановичу: — Кого вы хотите в замы?

Тот ответил:

— Если нужно, то дайте мне Маленкова.

Сталин умел делать в разговоре паузу, вроде бы обдумывая ответ.

— Да, конечно, Маленков был бы хорош, но Маленкова мы дать не можем. Маленков сидит на кадрах в ЦК, и сейчас же возникнет новый вопрос: кого назначить туда? Не так-то легко подобрать человека, который заведовал бы кадрами, да еще в Центральном комитете. Много пройдет времени, пока он изучит и узнает кадры.

На этом разговор вроде закончился. А через какое-то время Сталин поставил перед Ежовым прежний вопрос:

— Кого вам дать в замы?

И сам предложил:

— А как вы посмотрите, если дать вам заместителем Берию?

Лаврентий Павлович находился там же, в кабинете Сталина.

Ежов встрепенулся, но сдержался и ответил:

— Хорошая кандидатура.

Хрущев после заседания подошел к Берии поздравить.

Тот ответил:

— Я не принимаю твоих поздравлений.

— Почему?

— Ты же не согласился, когда тебя прочили заместителем к Молотову. Так почему же я должен радоваться, что меня назначили заместителем к Ежову? Мне лучше было бы остаться в Грузии.

Назначение Берии в Наркомат внутренних дел было для него, судя по всему, малоприятным сюрпризом. Первый секретарь ЦК Грузии, он возглавлял крупную партийную организацию и при переводе в Москву мог рассчитывать на пост в аппарате ЦК партии, а не в отраслевом наркомате. Уход с партийной работы выглядел понижением. Тем более что утвердили его даже не наркомом, а всего лишь первым заместителем, хотя наверняка намекнули, что назначение с перспективой.

Берия засел на Лубянке вникать в дела и разбираться с кадрами. Он знал, что ему, как и всем его предшественникам, предстоит начать с чистки руководящего аппарата. Сталин позволил ему разместить в руководящих кабинетах всю свою команду, которую он привез из Тбилиси (в 1953-м их всех вместе и расстреляют).

Самым близким Берии человеком был Богдан Захарович Кобулов. Он быстро вырос до первого заместителя наркома. Кобулов ходил по коридорам Лубянки в одной рубашке с засученными рукавами, огромный живот колыхался. Все, кто шел навстречу, испуганно жались к стене.

Его младшего брата Амаяка, не имевшего разведывательного опыта, перед войной отправили в Берлин руководителем резидентуры внешней разведки. Он был высоким, стройным, красивым, с усиками, обходительным и обаятельным, душой общества и прекрасным тамадой. Но этим достоинства Амаяка Захаровича исчерпывались. Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии резидент Кобулов, который начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми, не знал.

Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников. Кобулов легко глотал наживку. В этой большой игре участвовал даже Гитлер. Кобулов сам просматривал информацию, предназначенную для московского резидента. Немцы подсовывали ему успокоительную информацию: Германия не собирается нападать на Советский Союз.

А в Москве шифровки Кобулова докладывали Сталину. Скажем, 25 мая 1941 года наркомат отправил на имя Сталина, Молотова и Берии записку, построенную на донесениях агента советской разведки в Берлине по кличке «Лицеист», выходца из Латвии Орестеса Берлингса. В реальности он был агентом немецкой контрразведки по кличке «Петер». Но ему верил Амаяк Кобулов.

«Лицеист» сообщал:

«Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст побольше товаров, особенно нефти».

И Сталин считал, что концентрация немецких войск — это война нервов, немцы готовят ультиматум, что Берлин потребует от Москвы присоединиться к войне против Англии. Вот почему Сталин сохранял спокойствие до самого 22 июня 1941 года… После массовых репрессий в составе берлинской резидентуры внешней разведки остался один оперативный работник, владевший немецким языком.

Массовый террор, последовавший за убийством Сергея Мироновича Кирова 1 декабря 1934 года, напоминал сход лавины. Она же не выбирает жертвы, а просто сметает все живое. Жертвами Большого террора стали и люди, невероятно далекие от политической и общественной жизни, — рабочие, крестьяне, мелкие служащие. И сами чекисты, которые отправлялись в топку вслед за своими жертвами.

И вот главный вопрос: зачем Сталин все это затеял?

Система живет по своим законам. Периоды умеренности — вынужденные и очень короткие. Вождю нужно вселить во всех страх, укрепить свою власть и сплотить народ. Без страха система не работает. Террор — самый действенный инструмент удержания страны в повиновении.