Упоминания о боевых ранах повторялись из письма в письмо[946]
. Если сам факт защиты Отечества и связанные с ним риски уже были основанием для особого отношения, то фактическое принесение в жертву собственного тела многократно усиливало надежды на воздаяние. В направляемых в Верховный Совет СССР прошениях, содержащих, в частности, просьбы избавить от погашения кредитов, инвалиды-фронтовики часто использовали этот аргумент для подкрепления собственной позиции. В первых же строках обозначая свое физическое состояние («Я являюсь инвалидом Отечественной войны…»), они подробно описывали свои увечья, обосновывая ими собственные просьбы: «Я прошу распоряжения, чтобы мне списали долги по кредиту или сделали скидку хотя бы на 50 %, так как я инвалид Отечественной войны, семья у меня нетрудоспособная». Они также упоминали о невозможности работать, общей нищете и отсутствии поддержки со стороны родственников, но важнейшим доводом все же было постоянное подчеркивание своих боевых заслуг. Просители предполагали, что сами по себе полученные на фронте ранения уже позволяют им рассчитывать на особое отношение – вне всякого сопоставления с тем, вписывается ли это в действующее законодательство: «При выполнении боевого задания получил тяжелые ранения: лишился левой руки, потерял зрение на 100 % и повредил правую руку – отсутствует один палец… Поэтому прошу отменить кредит»[947].Ощущение «заслуженности», основанное на пролитой крови и телесных увечьях, представляло собой крайний случай выстраиваемой ветеранами связки между исполнением воинского долга и особым обращением после войны. Оно отражалось как в индивидуальных, так и в коллективных жалобах. «Мы считаем, что правительство пошло нам навстречу, приняв решение об организации подготовительных отделений [в высших учебных заведениях] не для того, чтобы это решение осталось на бумаге по вине некоторых организаций, в частности, партбюро Ленинского района, – писали авторы одной из них. – <…> Сто демобилизованных просят вас помочь продолжить учебу, прерванную для службы в армии во время Отечественной войны»[948]
. В августе 1951 года Александр Т., обвиняемый в «антисоветской агитации», предстал перед Омским областным судом. Выступая в свою защиту, он упомянул о том, что является участником Великой Отечественной войны и инвалидом II группы – надеясь в этой связи на снисхождение судей[949]. Другие же воображали, что беззаветное служение родине должно быть вознаграждено упразднением колхозов («Мой муж Алексей в этой войне напрасно воевал, думал, что после войны колхозы уничтожатся, а этого не получилось»[950]) или что фронтовые подвиги позволят сохранить офицерскую должность, даже если необходимость в этом отпала («Я заслужил право на дальнейшую службу в рядах армии»[951]).