Столь же тщетными оказались и кулуарные дискуссии о возобновлении денежных выплат за боевые награды. Инициатором одной из попыток вернуть некоторые подобные привилегии стал министр обороны Георгий Жуков. 14 июля 1955 года он направил в ЦК обращение, в котором предлагал восстановить денежные выплаты тем фронтовикам, кто был удостоен наиболее видных государственных наград. Стоимость реализации своей идеи Жуков оценил в 271,2 миллиона рублей[928]
. Неудивительно, что в ответ министру было предложено изыскать источники финансирования собственной инициативы. Реагируя на это в очередном письме, отправленном в ЦК в конце апреля 1956 года, Жуков, во-первых, сократил требуемую сумму до 200 миллионов рублей, а во-вторых, предложил покрыть ожидаемые расходы, урезав на 260 миллионов рублей иные статьи оборонного бюджета[929]. Но товарищи из ЦК по-прежнему были недовольны – вероятно, из-за того, что сокращение довольствия действующей армии в пользу заслуженных, но бывших бойцов не показалось им хорошей идеей. Жукову пришлось снова отстаивать свою точку зрения, на этот раз в итоговом докладе, представленном ЦК 7 августа 1956 года. Министр вновь подчеркнул, что требуемая сумма не превысит 200 миллионов; он также указал на то, что в военном бюджете можно изыскать 340 миллионов рублей экономии[930]. В конце концов, никакого решения по этому поводу не приняли: президиум ЦК, заседавший под председательством Хрущева 9 августа 1956 года, постановил «отложить решение вопроса». Жуков, который тоже был на встрече, проиграл очередную битву за признание статуса ветеранов войны в послевоенном Советском Союзе[931].С тех пор мало что менялось, хотя вопрос о привилегиях для орденоносцев поднимался еще не раз, особенно в контексте набирающего в 1960-е годы силу культа Второй мировой войны. «Я думаю, пришло время восстановить привилегии для награжденных защитников Родины, даже хотя бы в отношении [бесплатного] проезда на поезде», – писал некий ветеран в 1965 году, обращаясь в ЦК партии[932]
. Между 1955–1956 годами и концом 1970-х годов серьезные законодательные изменения коснулись только инвалидов войны[933]. В 1965 году, в связи с утверждением культа войны при Леониде Брежневе, ветеранам вернули «их» праздник. С тех пор, как и с 1945-го по 1947-й, День Победы вновь стал нерабочим праздничным днем[934]. В том же году были расширены материальные привилегии, предназначенные для инвалидов-фронтовиков[935]. В рамках празднования пятидесятой годовщины Октябрьской революции в 1967 году Герои Советского Союза и кавалеры орденов Славы получили некоторые дополнительные льготы[936]. Однако ничто из перечисленного не меняло того факта, что в правовом смысле с 1948 года ветераны так и не сделались единым целым. В их сообществе выделялась только одна группа, а именно инвалиды войны, с расширяющимися (хотя и все еще скудными) привилегиями, в то время как все остальные фронтовики оставались без правового статуса, несмотря на всю помпезность культа Победы.Таким образом, наблюдавшиеся в 1950-х годах организационные сдвиги, описанные в главе 7, не сопровождались восстановлением привилегированного положения бывших бойцов. При этом, однако, упразднение статусной группы ветеранов, произошедшее после 1947 года, вовсе не означало исчезновения «сообщества заслуживающих», состоявшего из уцелевших фронтовиков. Несмотря на свои тоталитарные устремления и относительно современные средства социальной инженерии, советское государство не могло создавать и упразднять социальные группы по своему произволу. В тех случаях, когда социальная общность интегрировалась на столь же глубинном психологическом уровне, на каком сплачивались ветераны, претендующие на особый статус, государственное противодействие было способно лишь блокировать институционализацию подобных чувств – но стереть их полностью оно не могло.
Претензии «заслуживающих» на особое отношение не удовлетворялись официально предоставленными правами. Ветераны вечно были недовольны теми скудными привилегиями, которые устанавливались для них государством. Даже в 1945–1947 годах, в сравнительно «сытое» время – разумеется, этот период был «сытым» лишь в плане законодательно декларируемых привилегий, а не их материального воплощения, – ветераны были склонны приписывать себе права, которых они на самом деле не имели. Наиболее часто и довольно широко встречалось превратное толкование понятия «месячного срока», упомянутого в законе о демобилизации. В то время как закон требовал, чтобы местные власти в течение месяца после возвращения обеспечивали ветерана постоянной работой (непрерывность стажа, необходимая для получения пенсии, не допускала более длительных перерывов), в народе считали, что вернувшийся с войны солдат получает право на один месяц отпуска[937]
.