Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Активное общение ветеранов после возвращения на родину обычно ограничивалось адаптационным периодом, когда солдаты уже демобилизовались, но еще не успели полностью интегрироваться в гражданские реалии[252]. Вероятно, в поддержании фронтовых уз больше были заинтересованы молодые ветераны, не успевшие в полной мере врасти во взрослую жизнь до войны, нежели их старшие товарищи, возвращавшиеся к более или менее знакомым социальным ролям и кругам. Однако и молодежи, как правило, хватало ненадолго. Хорошим примером, вновь заимствованным из мира творческой интеллигенции, могут послужить трое фронтовиков: Алексей Охрименко, Сергей Кристи и Владимир Шрайберг, вместе сочинявшие песни в первые послевоенные годы. «Потом, к сожалению, наша троица расстроилась, – вспоминал позже Охрименко. – То есть не то, что мы, не дай Бог, поругались, – мы дружили и продолжали дружить, но у Володи наступила пора диплома – он ВГИК кончал, Сережа уехал в Подмосковье, где работал потом в газете в Воскресенске. И уже после 1951 года мы вместе никогда ничего не писали»[253].

Почему отношения ветеранов в послевоенном мире оказывались такими хрупкими? Одной из причин были государственные репрессии. Выше уже упоминалось об аресте Михаила Танича и его собутыльников, которые слишком любили поговорить. Подобная участь не была редкостью. Студент Московского университета Владимир Кабо и его товарищ по фронту Юрий Брегель, тоже не умевшие держать язык за зубами, подверглись аресту по аналогичным обвинениям. (Эти двое в придачу были евреями, что лишь усугубляло их положение в послевоенной атмосфере ксенофобии и нетерпимости к «безродным космополитам»[254].) Ветераны действительно составляли значительный пласт арестованных и осужденных за «антисоветскую агитацию» – пункт 10 статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР – в послевоенные годы[255].

Размыванию военных уз способствовали и более заурядные причины, как в случае с тройкой композиторов-фронтовиков. Послевоенная жизнь была тяжелой. Требовались связи, с помощью которых можно было бы справиться с базовыми проблемами, включая обеспечение жильем, пропитанием, деньгами. Чрезвычайной важностью обладали контакты с людьми, занимавшими руководящие должности и регулировавшими доступ к товарам и услугам, которые распределялись государством. Многие из подобных позиций находились в руках тех, кто не воевал, и потому налаживание связей типа «фронтовик – тыловик» было жизненной необходимостью[256]. В то время как горизонтальные, более или менее симметричные и взаимные отношения, называемые дружбой, играли незаменимую эмоциональную роль в процессе обустройства «на гражданке», практические проблемы, которые ставила новая реальность, вынуждали ветеранов встраиваться в систему вертикальных и зачастую асимметричных отношений типа «патрон – клиент»[257]. Это, в свою очередь, расшатывало фронтовые узы: для преодоления послевоенных бытовых проблем связи с «тыловиками» оказывались гораздо полезнее. Контакты, налаженные в военные годы, были прочнее в тех случаях, когда взаимодействие ветеранов в мирной жизни подразумевало и вертикальные отношения. Например, офицер, попадавший на гражданскую руководящую должность, мог привести с собой своих «окопных» подчиненных, тем самым воссоздавая (к неудовольствию штатских коллег) дух фронтового взаимодействия в гражданской управленческой цепочке[258]. Бывало и такое, что прежние подчиненные следовали за своими бывшими командирами просто потому, что у них не осталось родственников и идти больше было некуда. Даже арест бывшего командира не помешал старшине, одному из персонажей Александра Солженицына, отправиться в Ростов-на-Дону, чтобы снять угол в квартире у жены этого «врага народа»[259].