Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Как правило, частное существование ветерана, не интегрированного в социальные сети и вынужденного рассчитывать лишь на помощь государства, становилось откровенно горестным. Однако наличие родственников тоже ничего не гарантировало: жизнь могла стать чуть «веселее», но не переставала быть ужасно трудной. В ситуации, где ветерану с расшатанными за годы войны нервами приходилось жить в шестнадцатиметровой комнате в коммуналке, причем совместно со своей сестрой, взрослой племянницей, ее мужем и их ребенком, не было ничего из ряда вон выходящего[236]. И это еще сравнительно неплохо: ведь другие вынуждены были ютиться в «непригодных для жизни» землянках, правдами и неправдами добывать топливо для обогрева и укладывать детей на голом полу[237].

Тем, кого не могли поддержать родственники, на помощь приходили друзья и знакомые, а также семьи друзей и знакомых. Когда Раббан Идиев вернулся с войны, он узнал, что его жена, двое детей и две сестры погибли. В живых остался только его шестилетний сын, живущий в потрепанной кибитке. На протяжении двух недель ветеран и мальчик жили у соседки, пока наконец представитель обкома партии не обеспечил их жильем[238]. Другой семье из четырех человек полгода пришлось кочевать по разным знакомым, которые позволяли им оставаться на ночь или на две[239]. Фронтовику Григорию Чухраю, в будущем известному советскому кинорежиссеру, первое пристанище в Москве предоставила семья друга детства[240]. Личные связи использовались с максимальной взаимной выгодой. К примеру, у друзей и знакомых можно было одолжить денег, если государственный кредит на строительство жилья оказывался недостаточным[241]. Или же с их помощью можно было заработать, как это сделал демобилизованный солдат, который четыре дня трудился на соседку-колхозницу за четыре килограмма зерна, чтобы прокормить свою семью[242].

Таким образом, ветераны строили жизнь в социальном мире, где нуклеарные и расширенные семьи были взаимосвязаны, а иногда и переплетены, с одной стороны, с различными учреждениями и организациями партии-государства, а с другой стороны, были встроены в более широкие сети дружбы, взаимопомощи и обоюдовыгодного обмена[243]. Как правило, демобилизация означала возвращение в довоенное социальное окружение[244]; но связями, которые сложились во время войны, тоже очень дорожили – между незнакомыми прежде людьми налаживались узы военного товарищества, скрепляемые общим боевым опытом. Популярным местом встреч бывших фронтовиков стали заведения, зачастую имевшие типовое название «Голубой Дунай» и представлявшие собой пивнушки и забегаловки[245]. У будущего поэта-песенника Михаила Танича, например, были друзья, которые любили встречаться в «знаменитой пивной на Богатяновском» в Ростове-на-Дону; они делали это настолько часто, что ростовская госбезопасность заподозрила в дружбе трех студентов антисоветскую деятельность[246]. Подобные связи ширились по принципу «друг моего друга – мой друг». Они выполняли множество функций: сохраняли память о военных годах, поддерживали ощущение «боевого братства», питали «фронтовую ностальгию», помогали свыкнуться с военным и послевоенным опытом. Решали они и более практические задачи. Где-то между 1945-м и 1956-м Иосиф Прут подружился с писателем Эммануилом Казакевичем. Их познакомил общий товарищ Вениамин Рискинд, еще один фронтовик. В 1956 году Казакевич и Прут в складчину купили Рискинду костюм, так как исполнять песни в армейской гимнастерке десятилетней давности – единственном наряде, который у него тогда имелся – уже было невозможно[247].

К сожалению, поддерживать дружбу было не так-то легко. Нередко послевоенная жизнь разделяла бывших фронтовых товарищей: география и социальные различия не позволяли общаться. Лишь в редких случаях узы, завязавшиеся в годы войны, выходили за рамки ежегодного поздравления с Днем Победы[248]. Многие ветераны вообще утратили контакты со своими боевыми друзьями, увидев их вновь лишь в 1960, 1970 или 1980-х годах, в контексте деятельности появившегося ветеранского движения, инициировавшего встречи сослуживцев[249]. Так, первая после войны встреча бойцов 3-го гвардейского механизированного Сталинградского корпуса состоялась только в 1963 году, а некоторые из ветеранов этого подразделения не могли повидаться с однополчанами вплоть до 1975 года[250]. Ветераны 168-го противотанкового полка, в котором служил Михаил Танич, не виделись четыре десятилетия, пока встреча, состоявшаяся в 1985 году, наконец не собрала оставшихся в живых вместе[251].