«Демократические силы», к которым относились все, кроме большевиков, или, если более точно, антибольшевистские левые - меньшевики и социалисты-революционеры - были в принципе преданы демократическому решению. Однако, противостоя реалиям распавшейся страны, некоторые в их рядах, особенно министры Временного правительства, были вынуждены, колеблясь поначалу, обратиться к мерам, ассоциирующимся с чрезвычайным положением: контролю за ценообразованием, нормированию продуктов, обязательной заготовке зерна, отправке военных и полиции для подавления мятежей в сельской местности. Начав действовать без какого-либо умысла, многие из них вскоре уже совершенно сознательно стали сторонниками сильного государства, полностью изменив своим предыдущим установкам и идеологии. Несмотря на то, что они были близки к подлинно демократическому мировоззрению и твердо отвергали диагноз Милюкова и Ленина, они не переставали «жаждать Милюкова». Это было иллюзией, где страстная жажда этим общественным деятелем «железного монархического кулака» - еще одна иллюзия. Неудивительно, что все это выглядело малореалистичным.
Правительство находилось на грани банкротства. Министр финансов Андрей Шингарев описывал приближающуюся катастрофу. Перед войной находилось в обращении 1,6 миллиарда рублей в бумажных деньгах и 400 миллионов золотом. Однако во время войны вместо предполагаемых 6 миллиардов было напечатано 12 миллиардов рублей - это означало очень высокую инфляцию, которую он называл «сладким ядом». Революция породила огромные надежды. Зарплаты у всех выросли, как и пенсии. Расходы повышались, но государственная казна была пустой, ежедневно печаталось 30 миллионов рублей. Как можно было покончить с этим хаосом? Было невозможно печатать больше миллиарда рублей в месяц, но это стоило 1,5 миллиарда из-за инфляции. Десять миллионов человек были призваны в армию: «На фронте проливается кровь, а в тылу у нас пир во время чумы. Страна на грани разрухи. Отечество в опасности!» [116]
Полицейские отчеты, приходящие со всей страны, подтверждали растущее беспокойство в сельских районах, ухудшение поставок продуктов и жалкое положение армии. В этом безрадостном контексте Временное правительство, состоящее в основном из социалистов-революционеров и меньшевиков (с символическим участием некоторых собственников), осознало, что оно больше ничего не контролирует, что их законность убывает с каждым днем и их силы иссякли.
Необходимость новой воодушевляющей коалиции привела к созыву 14 сентября 1917 г. Всероссийского демократического совещания, оно должно было избрать Временный демократический совет Российской Республики («Предпарламент»), ответственный за переговоры по формированию нового сильного временного правительства, обладающего (как надеялись) каким-то авторитетом. Но все, кто наблюдал дебаты и шаги в рамках создания предварительного парламента, пришли к заключению, что политическая воля и возможность создать подобную власть отсутствовали.
Предпарламент.
Его рассказ передает впечатление от торжественной и чрезвычайно безрезультатной встречи в каком-то роскошном дворце, где собравшихся объединяла только общая ненависть к большевикам, когда снаружи уже зарождалась совершенно другая система. Авксентьев с горечью описывает внутренние разногласия внутри каждой группы и то, как все партии размножались делением.
Ситуация обрела типичные черты патовости и бессилия, те же, что годом раньше на встрече в штаб-квартире Николая II на фронте, где он убеждал не делать ничего, кроме перетасовывания правительства, в то время как все вокруг него распадалось. Можно привести и другие примеры этого «паралича». Сценарий мог быть разным в каждом отдельном случае, но спектакль разыгрывался одинаково: политическое бессилие ключевых игроков в решающий момент. Усилия, предпринятые в сентябре - октябре 1917 г., чтобы восстановить контроль над событиями, - классика жанра.