Авксентьев и его соратники старались стабилизировать ситуацию, призывая представителей Советов принять предложение о формировании так называемого однородного демократического правительства с опорой на партии и организации, представлявшие средний и мелкий бизнес, хотя изначально было не ясно, кто при этом имелся в виду. Принимавшие участие в демократическом совещании большевики, которые работали в нем с самого начала, настаивали на полном исключении из участия в Предпарламенте и правительстве тех партий и объединений, которые замечены в симпатиях к Корнилову. Фактически это было близко к призывам о создании чисто социалистического правительства. Эта позиция представляла интерес только для маленькой левой группы в партии меньшевиков под руководством Юлия Мартова.
Демократическое собрание завершилось избранием Предпарламента, в который было делегировано 250 членов в зависимости от влияния их партий, представленных на совещании; еще 250 членов были определены правительством, проигнорировавшим предварительную договоренность об исключении представителей кадетов. Председателем Предпарламента был избран Николай Авксентьев. Капитуляцию перед нажимом Керенского он объяснял необходимостью политической и моральной поддержки правительству, у которого ее «не было никакой».
Ситуация, описанная Авксентьевым, представляется одним парадоксом, завернутым в другой. Демократический лагерь предлагал собственникам позицию для защиты легитимности правительства, иначе Советы (которые возглавляли представители его партий) оставались единственной реальной силой. Таким образом они искали поддержки среди тех, кто не имел ничего подобного власти Советов. Авксентьев понимал это очень хорошо: он превозносил усилия, совершенные руководителями Советов, чтобы организовать буржуазию и привести ее на политические дебаты, заметив, что «это только поможет подчеркнуть слабость буржуазии», за которую ни демократические силы, ни большевики ответственности не несли. В коалиционном правительстве демократы (то есть социалисты) опирались на массовую поддержку в Советах, а у их буржуазных союзников не было ничего. Но демократические силы поддержали решение о паритетном представительстве с ними в Предпарламенте, несмотря на их крайнюю слабость.
Предпарламент начал работу только в начале октября, чтобы дать кадетам и собственникам достаточно времени на избрание своих представителей. Торжественное открытие первого заседания состоялось 7 октября в 3 часа в Мариинском дворце Петрограда, там, где царь собирал свой Большой государственный совет. Зал был полон; представители дипломатического корпуса находились в специально отведенных для них ложах; Керенского, который открывал собрание, приветствовали аплодисментами. Как записал Авксентьев, «единства не было..., и противоречия остались».
Людей больше заботили слова, чем дела. Левые настаивали на мире и аграрном вопросе, кадеты их не поддерживали. С точки зрения Авксентьева, именно Советы или, другими словами, руководители меньшевиков и социалистов-революционеров, продемонстрировали свое полное бессилие в эти критические минуты. Он обвинял их в отсутствии программной гибкости. На самом деле у них не было независимой политической программы, которая соответствовала бы их реальной силе. У социализма не было будущего, поскольку все были против большевиков.
Когда меньшевики получили ощутимую власть, то не смогли совместить ее со своей доктриной. Они желали объединить «живые силы страны», буржуазия была в замешательстве и не хотела принимать участия в слабом правительстве. Все это рождает вопрос: в чем были правы меньшевики и были ли правы вообще?
Как четко понимал Милюков, «средние классы», на которых все рассчитывали, были в политическом смысле иллюзорной силой, а либералы только и мечтали, что об «укрощении зверя» и нахождении кого-то с «железной рукой». Страна распадалась на части, и у нее уже не было центрального правительства, способного остановить хаос.