С середины 1920-х гг. на Севере началось школьное строительство, в том числе создавались временные, передвижные и разъездные (кочевые) школы. У большинства народов этого региона привлечение детей в школу встретило вначале сильное сопротивление. Стали работать разъездные врачебно-исследовательские отряды Красного Креста и Наркомата здравоохранения. В 1925–1926 гг. работало 11, в 1926–1927 гг. – 17 врачебно-исследовательских отрядов и 9 врачебных передвижных пунктов, в 1927–1928 гг. – 18 отрядов и 41 врачебный пункт, 47 фельдшерских пунктов, 3 больницы.
Интересно, что в рамках работы стационаров и амбулаторий в 1924–1927 гг. было опровергнуто господствовавшее мнение о распространенности у малых народов венерических болезней, в частности сифилиса. Эти заболевания были выявлены лишь у очень немногих оседлых коренных жителей, соприкасавшихся с пришлым населением. Советские исследователи подчеркивали, что венерические болезни северянам занесли американские моряки и японцы (в период Гражданской войны)1118
.Коллективизация на Севере началась с создания артелей, согласно принятому в 1932 г. постановлению ЦК ВКП(б) «О формах коллективизации в районах народностей Крайнего Севера»1119
. Кооперацией смешанного (интегрального) типа были охвачены все виды хозяйственной деятельности северян. Она распространяла свое влияние на «дикие», «неуставные» или «бытовые» артели (юридически неоформленные)1120. Так происходило фактическое огосударствление хозяйственных занятий народов Севера1121.Весной 1931 г. в колхозах состояли всего 12 % хозяйств малых народов Севера, к началу 1932 г. в основных районах – уже 20–25 % хозяйств. Однако в целом коллективизация ограничивалась территорией вокруг районных и иных центров, тогда как на периферии колхозы практически отсутствовали. Например, на Ямале уровень коллективизации составлял всего 1 %1122
. Все это говорило о явном нежелании северян вступать в колхозы.Процесс коллективизации, как и везде в СССР, сопровождался «перегибами»1123
. Тем не менее Наркомат земледелия пытался умерить форсирование. Так, в августе 1933 г. он возражал против того, чтобы «при обобществлении оленей у членов артели оставлять в собственности колхозника лишь “минимальную” [их] часть». Предлагалось «обязательно оставлять… количество оленей, необходимое для удовлетворения его личных нужд (транспортных, в шкурах, мясе и пр.)»1124. В декабре 1934 г. Комитет Севера при ВЦИК просил руководство вновь созданных Омской области и Красноярского края списать колхозам и артелям Крайнего Севера их долги государству1125.К 1 января 1934 г. в 19 районах Крайнего Севера было коллективизировано 42 % хозяйств, к 1 января 1935 г. немногим больше – 44,3 %1126
. (По другим данным, к началу 1934 г. было коллективизировано 36–37 % хозяйств малых народов.) М.А. Сергеев утверждал, что к середине 1930-х гг. отдельные народы завершили коллективизацию – в том числе тофалары, амурские нивхи, ульчи, нанайцы, удэ и эвенки некоторых районов1127. Однако Л.И. Винокурова и С.А. Григорьев выяснили, что в ряде северных районов уровень коллективизации был невысоким. Так, официальная статистика 1935–1936 гг. отражала этот показатель на уровне 49–50 % всех имевшихся хозяйств. Поэтому в 1939–1940 гг. власти решили форсировать этот процесс. Так, к декабрю 1939 г. в крупных северных районах Якутии уровень коллективизации достиг показателя около 90 %1128. Однако на Чукотке она была в основном завершена только к 1949 г.1129 В целом на Севере этот процесс достиг значимых результатов в начале 1950-х гг.1130Параллельно в середине 1930-х гг. власти начали процесс перевода кочевников Севера на оседлость1131
. В некоторых местах он тоже сопровождался форсированием – так, на Чукотке власти поставили задачу лишить кочевников-оленеводов пастбищ и таким образом принудить их к оседанию. Всех, кого нельзя было перевести на оседлость в силу специфики их хозяйства, объявляли «врагами колхозного строя»1132. Кроме того, как и в других «кочевых» регионах, на Севере не было создано производственной базы, был неправильно произведен выбор «точек оседания», нарушался принцип добровольности1133.Однако, к счастью для северян, «перегибы» с коллективизацией в Казахстане и Средней Азии дискредитировали идею немедленного перехода кочевников к оседлости. В 1935 г. секретарь Совета национальностей ЦИК СССР потребовал проявлять терпение и понимание в отношении кочевников, поскольку они «не есть люди шатаний, бесцельных гастролей и т. д.; это люди глубочайшей исторической социальной нужды, необычайной забитости и отсталости»1134
. Как видно, в стремлении оградить кочевников от насильственных методов проявлялась и некая «жалость» к ним.