Советы юным леди по безупречной репутации

Прибыв в город, они оставили лошадей в гостиничной конюшне, а сами пешком отправились поглазеть на собор. Он был очень красив, и знаменитые часы не разочаровали Элизу. Под звон колоколов, отбивающих час, на балкончике над циферблатом закружились два верховых рыцаря, изображая поединок. По признанию Мелвилла, он надеялся, что рыцари закружатся и через четверть часа.

Они побродили по собору, дождались еще двух представлений с рыцарями, полакомились восхитительным полдником, когда стремительно темнеющие небеса предупредили путешественников, что желательно поскорее возвращаться в Бат. На обратном пути не прошло и часа, как начался дождь.

– Проклятье! – сказал Мелвилл. – Вам не холодно?

– Пока нет, – ответила Элиза, плотнее кутаясь в накидку.

Но небо потемнело еще сильнее, дождь усилился, дорога становилась все более скользкой, и Элизу начала сотрясать дрожь.

– Осталось недолго, – подбодрил ее Мелвилл и набросил ей на плечи еще и собственный плащ.

Но Элизу беспокоил не холод, а ухудшающаяся видимость, поскольку сквозь сплошную пелену дождя, под багровым послеполуденным небом разглядеть дорогу было непросто.

– Возможно, вам следует взять поводья, – встревоженно сказала Элиза после того, как фаэтон подпрыгнул на рытвине, которую она не заметила.

– Но вы прекрасно справляетесь, – спокойно ответил Мелвилл.

– Вы не могли бы… поговорить со мной? – попросила она, судорожно сжимая поводья.

– О чем бы вы хотели поговорить?

– О чем угодно. Как ваша «Медея»?

– Мстительна, – ответил Мелвилл. – Требовательна.

Элиза отсутствующе улыбнулась, стараясь не выпускать из виду коляску Каролины. Дышала она учащенно.

– Впрочем, сомневаюсь, – продолжал Мелвилл легким тоном, словно Элиза не трепетала от беспокойства, – что «Медея» когда-либо будет издана. Этот крайне несговорчивый тип, Паулет, счел уместным перекрыть все пути к публикации.

– Но вы все равно пишете?

Элиза прошла коварный поворот, затем ослабила поводья, когда коляска выбралась на прямую дорогу, и Мелвилл пробормотал что-то одобрительное, прежде чем ответить.

– В прежние времена я бы поступил вздорно – отказался бы от сочинительства, не видя возможности опубликовать свое произведение. Но даже если я работаю только для себя, это не снижает ценности моих трудов.

Высказывание показалось Элизе знакомым, она на мгновение задумалась, кого цитирует Мелвилл, и поняла…

– Это мои слова.

– Именно, – подтвердил Мелвилл. – Вы меня вдохновили: я увидел, сколько стараний вы вкладываете в картины, скрытые в вашем салоне, при этом не надеетесь и не ждете, что кто-то их увидит. Это задело во мне какие-то струны.

Как и следовало ожидать, Элиза вспыхнула. И внезапно возблагодарила непогоду, дававшую подходящее оправдание – можно было не отводить глаз от дороги. Пелена начала рассеиваться, постепенно они выбрались на более твердый грунт, подъезжая к Бату, и Элиза наконец смогла выпрямить спину – до этого момента она сидела, сгорбившись над поводьями. Они въехали в город гораздо позже, чем намеревались.

Элиза подвезла Мелвилла прямо к порогу его дома. Каролины не было видно – она давно уехала далеко вперед и сейчас, должно быть, отправилась на Кэмден-плейс, чтобы доставить домой Маргарет.

– Вы превосходно управляете фаэтоном, – сказал Мелвилл, когда Элиза остановила коляску.

– Спасибо, – откликнулась она и впервые за много миль повернулась к нему.

Шляпа Мелвилла давно лежала на сиденье (этот головной убор все равно не мог предложить надежной защиты от дождя), темные кудри влажно поблескивали над открытым лбом.

– Вы сильно промокли, – сказал Мелвилл, окидывая взглядом спутницу.

– Да, – печально отозвалась Элиза. – Боюсь, моя шляпа безнадежно испорчена.

– Жаль, – промолвил Мелвилл, – ибо это очаровательный ансамбль, впрочем…

Он протянул руку, деликатно приподнял влажный локон, прилипший к шее Элизы, и искусными движениями заправил прядь в прическу. Обыкновеннейшее прикосновение – его пальцы дотронулись до ее шеи лишь на короткий миг, но, несмотря на то что Элиза промокла до костей, ей потребовалось огромное усилие, чтобы укротить вспыхнувшее в груди пламя. Она задрожала, сама не зная отчего: от тревоги, желания или чувства вины.

Мелвилл на мгновение задержал пальцы на ее шее. Он неотрывно смотрел Элизе в глаза, и она ощутила, как ее тело безотчетно потянулось к нему. Это было так просто, самое естественное побуждение на свете – позволить себе…

– Ах, Мелвилл, – прошептала она.

– Зовите меня Макс, если пожелаете, – произнес он так же тихо.

Элиза зажмурилась, пытаясь обуздать себя. Нельзя. Нельзя!

– Миледи…

– Не надо, – перебила она его. – Не надо.

Ибо что бы он ни намеревался сказать: объясниться в своих чувствах, или сделать предложение, или что-то еще, Элизе неизвестное, – и как бы отчаянно, каждой частичкой тела, ей ни хотелось это услышать, она не могла. Нельзя позволить ему говорить – ведь она обещана другому.

– Тогда не стану, – мягко промолвил Мелвилл и отвел руку.