Элиза ненадолго возвела глаза к небесам, но послушно развернулась и выбежала из гостиной. Его беспримерное стремление постоянно ее опекать, пожалуй, было в настоящий момент не вполне уместно, однако, воспротивившись столь покровительственной заботе, Элиза проявила бы неблагодарность. Надев первое попавшееся под руку креповое платье цвета лаванды, она поторопилась вернуться, и, когда вошла в гостиную, Сомерсет улыбнулся и раскрыл объятия.
– А волосы так и остались влажными, любовь моя.
– Я не намерена сейчас их сушить. Можете не утруждать себя просьбами.
Она во второй раз подняла на него глаза, и снова он не поцеловал ее, как ей хотелось.
– Где вы были в такую погоду? – спросил он.
Элиза помешкала. В своих письмах она не упомянула ни о том, что берет уроки у Каролины, ни о недавно купленном фаэтоне. Ей хотелось сделать возлюбленному сюрприз. Она представляла, как подъезжает к нему на улице, одетая в свой лучший, подчеркивающий все ее достоинства костюм, и спрашивает, не желает ли он прокатиться.
– Вы ездили с леди Каролиной? – спросил Сомерсет. – Я слышал, она дает вам уроки.
Элиза нахмурилась:
– Кто вам это сказал?
– Миссис Винкворт. Их семейство было на балу в честь дебюта Энни.
– Весьма бестактно с ее стороны испортить мне сюрприз, – легкомысленно заметила Элиза, пытаясь прочитать выражение его лица. – Я хотела, чтобы вы увидели, какой щеголихой я стала, хотела вас поразить и восхитить.
– Можете не сомневаться, это известие меня поразило, – сказал Сомерсет.
Он надолго задержал взгляд на лице Элизы, потом со вздохом опустился на диван, потянув собеседницу за собой.
– Мне не следовало оставлять вас здесь без надзора, – добавил он, пробегая рукой по волосам.
– Без надзора? – вопросила Элиза, не зная, оскорбиться ей или развеселиться. – Я не лошадь, милорд. И со мной Маргарет.
– Очевидно, вы не знаете, что говорят люди, – заметил Сомерсет.
– Какие люди? И что они говорят?
– Моя сестра сообщает, что все сплетники Бата судачат о леди Сомерсет, которая раскатывает по сельской местности на фаэтоне, посещает рауты, играет в карты и скупает половину Мильсом-стрит.
Элизу на мгновение возмутили нотки осуждения в его голосе, но она заставила себя сосредоточиться исключительно на том, что он заботится и беспокоится о ней.
– Возможно, я вела себя немного экстравагантно, – согласилась она. – Но вам известно, каковы эти сплетники. И я могу тратить свое богатство как пожелаю. Вам нравятся новые цвета моих платьев?
– Нравятся, – ответил Сомерсет. – Но ходят слухи, что вот уже несколько недель вы почти не расстаетесь с Мелвиллом. Что скажете на этот счет?
Элиза прикусила губу. Она не могла ему солгать. Если бы он спросил, питает ли она чувства к Мелвиллу, она ответила бы правду. Но он не спросил.
– Я могу объяснить, – сказала она. – Я сообщила вам, что получила заказ… должна признаться, заказ был от Мелвилла. Я писала его портрет.
– Что?! – выдохнул Сомерсет.
– Я писала портрет Мелвилла, – повторила Элиза. – Вот почему его так часто видели в моем обществе. И вам не следует беспо…
– Элиза! – вскричал Сомерсет. – Как вы могли согласиться на такое и не известить меня?
– Я вас известила, – ответила Элиза защищаясь. – Написала, что получила заказ. Кажется, тогда вы решили, что это неплохая затея.
– Я подумал, что вам заказали нарисовать какие-нибудь цветы или чью-то лошадь. Мне и в голову не пришло, что речь идет о портрете! Портрет неженатого мужчины!
Элиза вздрогнула. Она знала, что он будет недоволен, но не ожидала столь недвусмысленного гнева. Он с неприятной силой сжал ее руки, но потом торопливо их отпустил.
– За нами присматривали, – слабо настаивала Элиза.
Это было правдой, по крайней мере в самом начале.
– Мисс Бальфур? – насмешливо бросил Сомерсет. – О да, дуэнья из нее грознее некуда.
– Я бы просила вас, Сомерсет, не отзываться о моей кузине в таком тоне, – отчеканила Элиза с холодностью, прозвучавшей непривычно для нее самой.
Одно дело, когда граф злится на нее, но она не позволит ему обижать Маргарет.
Сомерсет сделал глубокий вдох.
– Вы правы. Простите. Мне не следовало обвинять ни вас, ни ее. Разумеется, вина лежит на нем, только на нем.
– На Мелвилле? – догадалась Элиза.
– Одному Богу известно, что он наговорил, чтобы склонить вас к согласию, – пробормотал Сомерсет. – Какую паутину лжи он сплел.
Это было так нелепо, что Элиза разразилась смехом. Сомерсет оскорбленно вскинул голову.
– Простите, – сказала Элиза, по-прежнему улыбаясь. – Простите, но дело в том, что это совершеннейший вздор. Мелвилл ни к чему меня не склонял и не лгал. Я сама приняла решение, и, даже если вы его не одобряете, я о нем не жалею. И не понимаю, что вас так возмутило.
– Вы отнеслись бы к этому иначе, – тяжело проговорил Сомерсет, – если бы услышали сведения, недавно до меня дошедшие.
– Что вы имеете в виду? – спросила Элиза.
Сомерсет снова провел рукой по волосам, окончательно приводя их в прискорбно растрепанное состояние.
– Не уверен, что мне следует вам рассказывать.