Советы юным леди по безупречной репутации

Засыпая, Элиза держалась за руку Маргарет в тщетной надежде, что подруга станет ее якорем, и, когда она проснулась на следующее утро (очень рано, небо только начало светлеть), их пальцы по-прежнему были переплетены. Занимался рассвет, а Элиза лежала неподвижно, отсутствующе глядя в потолок.

Кто она сейчас, спрашивала себя Элиза, если женщина, которой она стала, произросла на почве обмана и вероломства? Во что она превратилась? Ее отказ Сомерсету, ее нежелание вернуться в состояние ничтожной и мелкой вещицы выглядели смехотворно, ибо теперь она мельче, чем когда бы то ни было прежде. Мельче, чем тихая мышка мисс Бальфур, в которую влюбился Сомерсет; мельче даже, чем безвольная графиня, какой она была до того, как Мелвилл, смахнув с нее пыль, заставил ее снова ощутить себя блистательной.

Пожалуй, она не художница, ибо как ей теперь понять, есть ли у нее хоть какие-то способности? Возможно, она такая же самодовольная гусыня, как мистер Бервик, бездарная, не ведающая, что люди смеются над ней за глаза. Если она чувствовала себя желанной, когда за нее сражались два джентльмена, то какой она стала сейчас, потеряв обоих?

Потолок не мог предложить ответы на вопросы Элизы, но она не отрывала от него взгляда.

– Может, пойдем позавтракаем? – прошептала Маргарет, проснувшись… секунды, минуты, часы спустя – Элиза не знала.

– Нет, спасибо, – вежливо ответила Элиза.

«Полежу в постели еще немного», – подумала она.

Возможно, кровать станет ее домом навсегда.

Потолок окрасился в желтый, потом в розовый, пурпурный, голубой. День проходил мимо. Маргарет появлялась время от времени, приносила чай, лимонный пирог, журнал в надежде развлечь Элизу. Та послушно и старательно пила, жевала, листала страницы, ибо разве Маргарет виновата, что все обернулось таким кошмаром? Ей и так пришлось взять на себя роль сиделки, а ведь до момента, когда она лишится свободы, оставались считаные дни. Но сама Элиза была не способна позаботиться о себе, вернее, пожалуй, была способна, просто ее это больше не волновало. Она не могла себе представить, что когда-нибудь почувствует что-то иное, кроме боли, и пока ни единой частичкой своего существа не была готова попробовать.

Маргарет деликатно обхаживала тоскующую подругу еще два дня, но постепенно утратила терпение, а на четвертый день Элиза обнаружила, что ее решительно вытаскивают из постели, обряжают в просторное платье и волокут вниз, в гостиную.

– Наверное, с младенцем Лавинии мне было бы легче! – проворчала Маргарет, пытаясь вызвать улыбку на лице подруги, но та лишь уныло огляделась вокруг.

И Мелвилл, и Сомерсет частенько бывали в этой комнате и присутствовали здесь совсем недавно. Куда бы ни посмотрела Элиза, все напоминало ей об одном из них, и она ощутила вспышку гнева – им удалось осквернить святилище, которое она и Маргарет создали для себя. Боль уступила место ярости, но лишь ненадолго. В тот день Элиза продержалась всего час, а потом утомление взяло верх. Ей пришлось вернуться в спальню, где она приказала закрыть ставни, потушить огонь в камине, чтобы остаться в темноте и попытаться поймать сон, бежавший от нее.

На пятый день Элиза нашла в себе силы провести в гостиной несколько часов и даже слегка возгордилась по этому поводу, что было довольно нелепо. Печаль превратила ее в то слабое, болезненное создание, коим она некогда прикидывалась. В сущности, нынешний этап ее жизни, как никакой другой, подходил для того, чтобы носить черное и принимать лечебные воды. Даже один из постигших ее ударов выбил бы почву из-под ног. Два таких удара одновременно, говоря по правде, представлялись чрезмерными.

Отворилась дверь, вошел Перкинс с подносом.

– Мистер Перкинс, хорошо бы разжечь камин, – сказала Маргарет.

– Немедленно велю Полли этим заняться, – ответил тот, кивнув, и после краткой паузы добавил: – К вам пришли, ждут внизу.

– Если это лорд Мелвилл, – промолвила Элиза, – скажите ему, пусть уходит.

В течение этой недели Мелвилл стучался в дом на Кэмден-плейс каждый день, и всякий раз Элиза отказывалась с ним встретиться.

– Это не лорд Мелвилл, миледи, это леди Каролина, – спокойно ответствовал Перкинс.

Отказ вертелся на кончике языка Элизы, но сидящая напротив нее Маргарет не сумела скрыть тоску, мелькнувшую в ее взгляде. Элиза прерывисто вздохнула.

– Я не останусь, – сказала она. – Но проводите ее сюда, Перкинс.

– Ты уверена? – спросила Маргарет.

– Да, – ответила Элиза, впрочем сама не зная, правда ли это.

Она даже не потрудилась пригладить волосы и, когда в дверях появилась Каролина (предсказуемо ошеломительная в платье из лимонно-желтой тафты с лифом, отделанным кружевными фестонами), испытала приступ мелочного раздражения в адрес гостьи.

– Доброе утро, Элиза, Маргарет, – решительно произнесла та. – Что за кашу заварил мой братец!

Вот как! Значит, ходить вокруг да около она не собиралась.

– Полагаю, у вас множество вопросов, – обратилась Каролина к Элизе.

– Нет, – откликнулась та. – Вообще-то, ни одного.