Совиная башня

– Пустой, – повторила злорадно Здислава. – Посор для сародея.

Ежи вздрогнул от её слов. Позор. Он – позор. Но, наверное, ведьма была права. Что ещё могли испытывать гордые чародеи Совиной башни, если у них рождались дети без колдовского дара? Что почувствовал отец самого Ежи? Мог бы он полюбить родного сына, который только и способен, что чинить одежду и драить полы?

– Договорились? – спросила Здислава. – Пойдёфь в подсемелья?

Перед глазами мельтешили чёрные точки. Кружили, жужжали.

Холодок пробежал между лопаток от одной только мысли о городских подземельях. Гжегож говорил, что именно оттуда вырвался жыж.

– Что именно я должен сделать? Найти золотую воду?

– Сародейскую. Как в фарадальском фуде.

– И сколько нужно набрать? Бутыль или ведро?

– Сем больфе, тем лусфе.

Ежи почесал искусанную шею.

– Скоро рассвет, да и что, если Охотники вернутся? Вдруг меня поймают, когда я пойду обратно?

«Если, – чуть не сказал он. – Если я пойду обратно. Если меня не сожрут чудища, что обитают в подземельях под городом».

В душе уже созрела странная решимость. Откуда ей было взяться? Прежний Ежи никогда бы не согласился отправиться искать собственную смерть.

«Если только ведьма не навела на меня чары».

Последняя мысль была здравой, очень похожей на правду, но она ничуть не помогла сопротивляться глупому решению. Ежи уже приготовился исполнять указания Здиславы и подумал, что ведро для воды стоило взять на кухне, откуда слуги, скорее всего, сбежали, испугавшись нечисти.

– Я буду фдать тебя у выхода, – пообещала ведьма. – Не дам никому обидеть.

В голосе её послышалась усмешка.

Ежи так и не взглянул на Здиславу, сказал зачем-то напоследок:

– Я пошёл.

Ноги сами повели его вниз по ступеням. Ежи брёл словно в тумане и очень жалел, что теперь рядом не было матери, которая обязательно дала бы ему хорошего подзатыльника, чтобы не натворил глупостей. Но Ежи остался совсем один, и ему приходилось принимать решения самому, пусть даже решения эти были бесконечно глупыми.

На верхних уровнях замка творилась суматоха. Разносились крики и плач, на лестнице то и дело показывались перепуганные люди. Ежи встретил несколько кухонных мальчишек, они бежали, держа ножи для разделки рыбы и мяса, сковороды и даже скалки. Замок готовился к осаде.

Наверное, если бы кто-то из них узнал, что Ежи собирался выйти наружу и спуститься в подземелья, то покрутил бы пальцем у виска, а то и вовсе осенил себя священным знамением и посчитал его нечистым духом.

Даже Охотники оказались бессильны против нечисти. Рано или поздно должно было прийти подкрепление, тогда лойтурцы взяли бы верх над навьими тварями, но как дожить до этого времени?

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что Гжегож бы посчитал всё это плохим знаком. Чем хуже дела в Совине, тем больше людей отправит в Рдзению лойтурский король, тем меньше власти будет иметь народ на собственной земле.

Но всё это теперь было неважно.

Ежи зашёл на опустевшую кухню, там нашёл на всякий случай маленький кухонный ножик.

Пахло кровью.

Ежи обогнул длинный стол и вздрогнул, закрыв рот рукавом рубахи. Ему стало дурно.

У входа, что вёл наружу, лежало изувеченное тело того единственного, кого Охотники принесли с места бойни. Он не дышал. Из развороченного доспеха виднелось кровавое месиво.

Ноги попятились назад сами собой.

На что надеялся Ежи? Зачем он это делал? Он сын кухарки, слуга, пусторождённый, позор для отца и матери. Охотников, самих Охотников твари из подземелий растерзали, как свора бездомных собак кошку, так зачем Ежи послушал Здиславу?

Он уже почти решил повернуть назад, когда за входной дверью раздалось глухое карканье.

– Я дурак, распоследний дурак, – пробормотал себе под нос Ежи, осторожно перешагнул через тело и приоткрыл дверь.

Он высунул наружу голову. На земле нетерпеливо подпрыгивал ворон.

– Вед-р-ро! – приказал он.

Ежи уставился в маленькие чёрные птичьи глаза.

– А… ага, – выдавил он и закрыл дверь, оглядел кухонные столы.

В углу стояло ведро, в котором таскали воду для готовки. Ежи поднял его и услышал будто бы издалека, как зазвенел металл, ударившись о камень. Нож упал на пол, прямо к его ногам. Юноша удивлённо посмотрел на свою руку и отрешённо осознал, что это был тот самый нож, что он взял для защиты. Верно, стоило поднять его?

Ежи долго смотрел на нож у своих ног, пока снова не услышал карканье.

Пронзительно громко шумели мухи, Ежи почти не слышал ни собственных шагов, ни далёких криков с верхних этажей. Нож остался лежать на кухонном полу. Ежи направился к двери, что вела на улицу.

Всё вокруг заволокло туманом. Ежи двигался, точно во сне, вяз в полу, как в трясине, а после так же утопал в снегу, пока медленно пробирался к провалу в земле. Он помнил, как нечто из далёкого прошлого, что собирался бежать со всех ног от замка ко входу в подземелья, что боялся быть замеченным и хотел поспешить. Но вместо этого он едва передвигал ногами и не видел перед собой ничего, кроме чёрной дыры обрыва.