Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Я прошел санобработку, принес со склада матрас, получил постель с одеялом, занял койку и стал учиться. Посредине комнаты для занятий стоял большой стол, и у каждого была тумбочка. На стене общая вешалка, под кроватью свой чемодан.

В общежитии я стал регулярно делать зарядку, – сначала только подтягивался на кольцах, а потом стал и кувыркаться. По утрам в любую погоду стал под уличным краном обливаться до пояса. В мороз вода на волосах замерзала сосульками. С тех пор я не только ни разу не болел воспалением легких, но и вообще болезнь стала редким явлением в моей жизни.

Питаться приходилось по-разному. Обедали на карточки в столовой, иногда давали дополнительные талоны на кашу. Присылали продукты из дома. Но были периоды и не редкие, и не кратковременные, когда, получив пайку хлеба, я нес ее на базар и менял на банку кукурузной муки крупного помола. Варил кастрюлю мамалыги (кукурузной каши) и, делая домашние уроки, по ложке, по ложке съедал ее всю – и так до следующего дня.

Домашние уроки делал регулярно, учился с удовольствием. Диктантов не было. Успешно и с удовольствием решал задачи по физике девчонкам со II курса, которые жили в соседней комнате.

Для конспектирования лекций покупали дешевые политические книги на хорошей бумаге. Конспект по физике я писал между строчек одного из томов Ленина. Кое-что при этом прочитал, восхитился логикой в какой-то работе Сталина, познакомился с Энгельсом и проникся! В комсомол я, как мне тогда казалось, вступил сознательно.

Жили весело и беззаботно. Ума была палата. Во время каких-то практических занятий на заводе «Красный молот» я в кузнице хотел отковать нож, но получилась просто острая железка. Мы с этой железкой развлекались, кидая ее, как «пираты» от окошка, через всю комнату в дверь. Нож – железка была настолько тяжелая, что она многослойную фанеру двери пробивала насквозь. Однажды, когда я кинул этот «пиратский нож», открылась дверь, но нож уже успел долететь до двери и пронзить ее. Если бы я кинул на доли секунды позже, или Катя открыла бы дверь на доли секунды раньше, нож раскроил бы ей череп. По горячему следу решили, что при «тренировках» дверь надо закрывать на крючок, но потрясение было настолько велико, что всякое желание играть в эту игру пропало.

Беззаботны мы были в отношении своего имущества – его не было. Очень скоро мы потеряли ключ от комнаты и, услышав звон трамвая, закрывали дверь изнутри на крючок, а сами выпрыгивали в окно, перепрыгивали через забор и вскакивали на подножку трамвая. После занятий дверь с крючка срывали. Зимой крючок ставили в такое положение, из которого он, при захлопывании двери, сам попадал в гнездо.

Когда начались холода, стали изредка топить наши голландки. По инициативе девчат из соседней комнаты, шли с ними в кино на последний сеанс (билеты были очень дешевые), а идучи из кинотеатра, ломали по пути чужие заборы и топили свои голландки. Нагреть их было невозможно – мы, сидя в коридоре, часто с тихой песней, наслаждались огнем через открытую дверку печи. Дровами нас не снабжали.

С наступлением зимы, девчата купили козла – это керамическая труба на четырех длинных ножках, на которую намотана нихромовая электрическая спираль. Задумался об электричестве и я. У коменданта оказалась целая бухта простой тонкой проволоки из мягкой стали. Зачем она могла быть у него в то время, или хотя бы, когда здесь была казарма, я до сих пор не могу придумать. Но была, и я от нее отмотал несколько витков. Ни ее диаметра, ни удельного сопротивления металла, ни законов электричества я не знал, и стал, как в детстве изобретать и экспериментировать.

Вначале у меня перегорали пробки – пробки заменил толстым «жучком», тогда стала перегорать сама проволока, из которой я собирался сделать «козла». Первый, примерно метровый, кусочек сразу, как только подсоединил к розетке, перегорел, а потом увеличивая время работы, по мере увеличения ее длины. Больше я решил не экспериментировать, а сразу сделать спираль. Из спинки кровати выдернул пруток и согнул его в виде заводной ручки для автомобиля. Перевернул табуретку и эту ручку положил на перекладины ножек. Проволоку к этой ручке протянул вокруг ножек стола, чтобы создать натяжение и, вращая ручку, мы стали на нее накручивать проволоку. Получилась спираль.

В углу комнаты без глины сложили кирпичи, на один из которых намотали спираль, – получилась электропечь. Но, низкоуглеродистая проволока, накаляясь до красна, быстро окислялась, превращаясь в окалину. Служили наши спирали не больше недели. Нам надоело их крутить, и тогда я натянул проволоку вокруг всей комнаты на гвоздях, вбитых в стены. Проволока, под которой мы спали, нагревалась до красного каления, а мы лежали как бы внутри гигантского раскаленного витка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное