«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Речку кое-где можно перейти по колено, а в некоторых местах под обрывом она вымыла глубокие омуты, в которые мы с обрыва ныряли солдатиком, достигая при этом дна. Каждый день купаясь в быстрой глубокой Аксайке, я обрел в себе уверенность в воде. Несмотря на быстрое течение, река зимой замерзала, и мы по ней катались на коньках. По гладкому без снега льду мы порой добегали почти до аула Аксай, который был в нескольких километрах выше по течению, но уверенности на льду я не обрел.

Летом 44-го в горах бурно стал таять снег, и Аксайка из глубокого каньона вышла в степь, но и здесь ей мало было места между арыками. Она на нашем берегу перелилась через арык и устремилась на ячменное поле, размывая промоины.

Люди бросились кольями, плетнем и мешками затыкать прорывы, стараясь спасти урожай. Сознание общности дела вызвало к действию самые лучшие качества людей.

Работали азартно, самозабвенно, дружно, весело.

За каждым из этих эпитетов конкретное содержание.

Азартно – не стали рассуждать, возможно, или невозможно остановить воду. Бросились останавливать – а вдруг и в самом деле остановим.

Самозабвенно – забыли про холод в горной воде, про усталость, рисковали.

Дружно – помогали друг другу сразу без команды и просьбы.

Весело – веселость шла от азарта, от дружности, от сознания собственной значимости в общем усилии.

Старшие заметили, что, стоя по грудь в холодной воде, я уже посинел, а топор, которым я забивал колья, уже вываливается у меня из рук. Мне дали повозку, чтобы я что-то подвозил.

Стоя в телеге, я с гиком проносился мимо дома девушки, в которую был влюблен, а вечером я был на единственном свидании с ней. Мы стояли под тутовником рядом со школой, я держал ее за локоть и говорил, озвучивая только ее имя: «Эля……. Эля……. Эля…». Я повторил его с десяток раз, не произнеся ни одного другого слова, пока она, сославшись на маму, не убежала.

Тем летом в совхозе случилось еще одно ЧП. Во время уборочной кампании, в совхозном клубе был выездной суд над комбайнером и шофером, которые в сговоре похитили из бункера комбайна центнер зерна. Дали им по пять лет, и поехали они, как контингент ГУЛАГа, восстанавливать разрушенные войной города и заводы

Присутствующие в клубе совхозники не чувствовали по отношению к попавшимся ни осуждения, ни жалости: «Не повезло мужикам», и всё. Очень жалею, что не вслушивался и не запомнил, что говорили преступники, и что говорил защитник.

После суда в клубе осталась молодежь, и девушки пели военные песни, вроде: «На позицию девушка провожала бойца» или «На рейде морском». В клубе постоянно проводили какие-нибудь мобилизационные собрания и после них оставались и пели. Мне очень нравилось, как они поют. Стоит перед глазами картина: пять, семь девушек сидят в пустом зале и поют. Клуба самого не помню, а помню только эту картину. И школу помню.

Школа была в небольшом саманном домике. В нашем классе было человек двенадцать.

Школьники по выходным постоянно привлекались к работам на совхозных полях. Мы пололи хлопок, кукурузу.

Пололи мы с Валиком и свой огород, на котором были посажены кукуруза, арбузы, картошка.

Седьмой класс я окончил успешно. Подготовка в шестом классе Ленинградской школы дала крепкий фундамент, да и несколько недель, проведенных в седьмом классе, позволили мне по всем предметам, кроме русского и английского, получить пятерки. Но, как мне до сих пор казалось, при заполнении выпускного табеля было допущена ошибка, и по русскому мне в табель поставили пятерку, а по истории или по географии что-то пониже. По английскому я не был аттестован.

После школьных экзаменов семнадцатилетних допризывников отправили в военный лагерь. «Лагерь» располагался в одной из школ Хасавюрта. Формы нам не выдавали, мы были в своей самой плохой домашней одежде, чтобы не испортить ту, что могла еще послужить дома. Оружия нам тоже не выдавали.

Учили соблюдать строй, ползать, знакомили с уставом, и все. Абсолютная бессмысленность.

Вот стоим мы в степи под палящими лучами прикаспийского солнца, а командир в полной форме прохаживается перед строем и зачитывает нам устав. Мы изнываем в пропотевших рубашках, а некоторые и без кепок. Один из мальчишек, стоящих в строю, падает в обморок, а командиру жара нипочем. Может быть, юноша был без кепки. Может быть.

Изредка, во время полевых занятий на окраине Хасавюрта, раздается команда, я уж не помню какая, и мы бросаемся в реку прямо в одежде. Река быстрая, вода желтая мутная с илистой взвесью, глубина не выше колена. В воде лежат буйволы, и мы плюхаемся между ними и пьем. Буйволы не обращают на нас внимания и спокойно жуют свою жвачку, а мы среди них лежим, пока не будет подана новая команда. Вот коровы бы, наверное, вскочили, увидев бросившихся к ним 40 человек, а буйволы даже не пошевеливались.