Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

В Грозный я приехал вечером. Нашел техникум. Двери в техникум были закрыты и из-за дверей мне сказали, чтобы я приходил завтра.

Идти мне было некуда, постелил я поперек этой двери на пол пиджачок, под голову положил котомку и у этой закрытой двери спокойно заснул.

Начало самостоятельной жизни

Так в 44-м году началась моя самостоятельная жизнь.

Утром пошел в парк у Сунжи, позавтракал на скамеечке и явился в техникум. Оформление было быстрым и меня, уже в качестве учащегося, направили в общежитие. Таким образом, дядя Марк уберег меня от призыва в армию, а мои одногодки прослужили по 7 лет, чтобы поддержать необходимую, по мнению Сталина, численность армии в мирное время. Дело в том, что после войны фронтовиков демобилизовали, а малолеток призывать перестали.

В 2014 году мне довелось лежать в одной палате с двумя фронтовиками. Николай Григорьевич 26 го года рождения в конце войны в Венгрии был ранен, В части что-то напутали и родителям прислали похоронку с указанием конкретной венгерской деревни, где он похоронен, а он 4 месяца пролежал в госпитале в Югославии, а потом еще 4 года служил, уже после войны. То есть не всех фронтовиков демобилизовали – далеко не всех.

Василия Ивановича 19 го года, тоже не демобилизовали, а после войны использовали в качестве живой модели при атомных испытаниях сначала на Семипалатинском полигоне, а затем у нас здесь на Тоцком. На Тоцком их расположили в пределах видимости взрыва, и он видел взрыв.

Я не историк, я только собираю факты, не анализируя и не обобщая их, но представляю, как обрадуются некоторого сорта историки этим фактам, хочу только им напомнить, что Сталин в то время очень боялся войны, в которой не исключалось применение атомного оружия. Мы покорили половину Европы, и надо было быть такими сильными, чтобы у защитников свободы не возникало даже мысли о попытке её освободить.

Наше общежитие помещалось в 6-ти или 7-ми бараках, в которых было по 12 комнат на четыре кровати. В дверях комнат были глазки – говорили, что раньше в бараках была казарма, теперь глазки были забиты. Комнаты отапливались печками голландками с топкой из общего коридора. Во дворе туалет, водопроводный кран, турник и спортивное сооружение в виде буквы П, на котором сохранились кольца. Вокруг был невысокий заборчик.

Комендант общежития жил с семей здесь же. Не все бараки были заполнены.

Для поселения в общежитие в первую очередь надо было пройти санобработку. Я еще и еще раз восхищаюсь тем, как во время войны было все четко организовано. Страшным явлением Первой Мировой войны был «сыпняк» и вообще тиф. Сыпной и брюшной тиф. Во время Второй Мировой (Отечественной) войны не было ни брюшного, ни сыпного тифа. В блокадном Ленинграде, где в пищу шло все, похожее на еду, на улицах продавали газированную воду, которую приготавливали из слабого раствора марганцовки с крупинкой сахарина. Крупинка сахарина вреда не приносила, а марганцовка служила антисептиком.

Во всех городах, на всех перевалочных пунктах были организованы пункты санитарной обработки. Их устроили при банях. Приходит человек в эту баню, раздевается, и его одежда помещается в камеру, где она выдерживается какое-то время при высокой температуре – прокаливается. Разносчики сыпного тифа – вши при этом погибают. Сам человек в это время может помыться. Справка о прохождении санобработки была обязательна во всех местах скопления людей.

В Мариинске справки о санобработке мама добыла за несколько картошин, которые у нас остались от дороги в Мариинск. В Новосибирске мы с Валиком пошли в баню, но в бане было холодно, вода была чуть теплая и мы с остальными мужиками сидели голые в предбаннике, пока шла пропарка одежды. В Ташкенте справки купили, а в Красноводске с удовольствием после поезда все сходили в баню.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное