Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Вернувшись в техникум после неудачи в Моздоке, я не успокоился в поисках нового пути. Раз, начав, я, как бы, приоткрыл двери и теперь старался протиснуться в них. Сильней всего меня манил институт тем, что в институте изучают философию!

Я стал ходить на подготовительные курсы Нефтяного института. Лекции были очень интересные, всё мне было понятно, но проучился я на этих курсах не долго. Преподавателем одного из предметов оказалась жена завуча техникума. Я решил, что завуч найдет способ вернуть меня на путь истинный, и после первого же урока, проведенного его женой, курсы бросил.

Занятия в техникуме были интересными, многое было из программы средней школы, но появились и специальные предметы. На меня произвели впечатление занятия по металловедению, которые вел пожилой учитель старой школы. Мне нравилось, как он поэтически рассказывал нам о сплавах железо-углерод. Диаграмму он, видно, сам когда-то нарисовал, она была размером с классную доску, надписи на ней были выполнены красивым каллиграфическим почерком с завитушками. В начале ХХ века к чертежам относились, как к иконе. Таинственный для непосвященных чертеж давал возможность изготовить стальную или бронзовую деталь, которую можно было взять в руки. Мысль воплощалась в плоть. Из деталей по чертежам можно было сложить машину, которая служила человеку. Он с почтением и трепетом произносил, как волшебные заклинания: аустенит, перлит, мартенсит….

Ближе к весне я узнал про заочную среднюю школу, которая давала возможность без всяких документов сдать экстерном 11 экзаменов и получить Аттестат Зрелости. Было проведено несколько занятий – консультаций по ведущим предметам. В группе было 28 соискателей. Мы немного между собой перезнакомились и узнали, кто, в чем силен.

Первым экзаменом был русский – предстояло написать сочинение. Я знал уровень своей грамотности и понимал, что этот экзамен может стать для меня убойным. Мы нашли друг друга с девушкой, которая писала грамотно, но в ужас приходила от мысли, что ей надо будет что-то сочинять. Мы договорились объединить свои усилия. Я брался за содержание, она за правописание. Конечно, в моем сочинении не могло быть и речи о литературной теме – никаких «образов» я не знал. Запас моих литературных сведений по школьной программе ограничивался шестым классом. Я мог писать только на свободную тему и я «блеснул». Свободной темой было предложено написать сочинение о том, что наука призвана не только познавать, но и преобразовывать мир. Наука это, конечно, только что сброшенные на Японию атомные бомбы. Но, атомная энергия это не только атомные бомбы. На 11-ти страницах я расфантазировался о том, как атомная энергия будет во всех областях деятельности служить человеку. В моих фантазиях меня ограничивало только время – надо было оставить время девочке, чтобы на основе моего она могла написать свое и «заодно» исправить мое.

Девушка исправила у меня 20 ошибок. 5 осталось, но, учитывая объем, мне поставили тройку. Девушка получила четверку. Первый порог из 28-ми писавших проскочило около десяти.

Я никогда не изучал тригонометрию, и не помню, как я проскочил этот порог. Помню только, что я очень бойко, стоя у доски, делал преобразования в громадном алгебраическом уравнении, так что принимавший экзамены учитель, когда я кончил эти преобразования, рекомендовал мне поступать в университет на математическое отделение физмата. Сильно он ошибался.

После русского и математики из 28-ми нас осталось четверо. Я, та девочка и еще двое. Экзамены продолжались.

Одновременно легко, как бы между прочим, я сдал на пятерки весенние экзамены в техникуме. После экзаменов нас направили на производственную практику, которая была практически в черте города – на Новых промыслах. Туда ходил трамвай. Из сдаваемых в это время экзаменов особые хлопоты доставила мне химия. Я ни разу в жизни не видел учебника по органической химии. На подготовку 4 дня. Еду на Новые промыслы в трамвае, трамвай полон, я стою, держу перед собой учебник и учу; еду с промыслов и учу, приезжаю в общежитие и учу, учу, учу. Проскочил и этот порог.

Во время первой части практики мы ремонтировали глубинные насосы. Доставали их из скважины, перебирали и опускали в скважину. Во второй части была «эксплуатация». Надо было подойти к качалке и, остановив ее, подняться по лесенке и смазать подшипник, затем спуститься, перейти на другую сторону, подняться по другой лестнице и смазать другой подшипник, после чего спуститься и включить насос. И так скважина за скважиной.

Первый день так мы и делали. Потом перестали выключать насос и смазывали на ходу. Ну а затем и между смазыванием одного и другого подшипников спускаться и переходить на другую сторону качалки по земле перестали. Перебираться с одной стороны качалки на другую стали на ходу под качающимся коромыслом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное