Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Мы тоже искали истины и в трёпе вольно философствовали, рассуждали и анализировали, а этот юноша философствовал, рассуждал и анализировал всерьез. А того, кто говорит всерьез о том, что остальные считают предметом трёпа, эти остальные считают или не от мира сего или шутом, а это прямая дорога к психиатру, когда о тебе так думают – он всерьез, а с ним, как с шутом. Но это опять мои домыслы. Мы-то об этом не думали – не до этого было. Мы четверо относились друг к другу с самым доброжелательным вниманием.

После лагеря нас отпустили на каникулы. В то время, когда я учился на втором курсе, Макара Семеновича перевели из дагестанского совхоза «Аксай» в Грозненский совхоз №4. Оба совхоза принадлежали одному тресту совхозов в г. Грозном.

Макар Семенович сам попросил перевести его поближе к Грозному, чтобы была возможность учить детей в городе. Кроме того, слегка хотелось из национальной республики перебраться в чисто русскую Грозненскую область. Я уже бывал в этом совхозе во время зимних каникул.

Совхоз находится на правом берегу Терека в Горячеисточненском районе. Станица Горячеисточненская – это курорт у подножья Терского хребта со стороны Терека недалеко от аула Старо Юрт, позже (в 90-е годы) переименованного в Толстой Юрт.

Терек, вырвавшись из гор недалеко от Прохладной, течет вдоль Терского хребта – первой складки Кавказского хребта. Он течет вдоль предгорья высотой метров 100 – 200, которое тянется между Терским хребтом и Тереком, а левый берег это бескрайняя Ногайская степь. У Червленой Терек разлучается с предгорьем Кавказа и течет по Прикаспийской низменности. Совхоз расположен недалеко от Червленой, выше по течению, на высоком берегу. Его поля простираются от Терека до Терского хребта. Терский хребет не высокий – метров пятьсот.

Вдоль хребта, по его склону со стороны Грозного проложен арык, орошающий расположенные ниже поля. Интересный оптический эффект создается взаимным расположением арыка, текущего к югу вдоль хребта, верхней кромкой хребта, высота которого к югу понижается, и тем, под каким наклоном по отношению к арыку и верхней кромке хребта проложена дорога, пересекающая хребет. Кажется, что вода в арыке течет в гору.

В один из дней (я в это время был в совхозе) на склоне хребта разбился военный самолет Ли-2, говорили с генералами на борту. В это утро туча накрыла вершину хребта, и летчик при заходе на посадку на грозненский аэродром врезался в хребет.

Теперь, когда Терский хребет, Червленая и Толстой Юрт часто упоминают в военных сводках современной Чеченской войны, когда вспоминают, что при захвате Кавказа здесь воевали Лермонтов и Л. Толстой, эти места стали для меня особенно интересными.

Домой я приехал с Аттестатом Зрелости, что вовсе не свидетельствовало о моей зрелости, но открывало путь к дальнейшему обучению. За полгода я сдал 21 экзамен; 5 в зимнюю сессию в техникуме, 5 – в весеннюю и 11 за среднюю школу. И еще намеревался сдать вступительные в институт.

Рады взрослые моему приезду, заранее уверенные в моих пятерках, рады братья и тут я заявляю, что намерен ехать в Москву, чтобы поступить в институт, и показываю аттестат.

Дома не знали, что я экстерном сдаю экзамены за среднюю школу. Мама и бабушка очень не обрадовались этой новости. До конца учебы в техникуме оставалось два года, после чего они ожидали увидеть во мне кормильца – специалиста нефтяника. Наверное, предполагали, что я буду каким-то начальником – учился-то я отлично, а они полагали, что успехи в учебе предполагают и успех в жизни.

Дядя Марк одобрил мое намерение продолжить учебу. Снабдил меня деньгами (700 р.), салом, сухарями и адресом Шафрановичей, живущих в Москве (семья сестры жены брата дяди Марка).

В институт

В Грозном я сел на 500-веселый. Так называли пассажирский поезд, сформированный из товарных вагонов, оборудованных в два этажа нарами, на которых спали рядком человек по десять, так что в вагон помещалось человек сорок.

Только год прошел с окончания войны. Вагонный парк разбит. За 5 лет не пополняясь, он и без войны сильно бы износился, а к концу войны, в добавление к износу, еще и прямые военные потери сильно его уменьшили. В то же время людской поток был больше довоенного – кто-то возвращался домой, кто-то искал новое место для выживания. Человеческая масса, перерытая войной, заново утрясалась. В этих условиях в качестве пассажирских и пустили товарные поезда. Надо было любым способом обеспечить людям возможность найти место для жизни. Поезда эти ходили по расписанию, останавливаясь для жизнеобеспечения достаточно часто и на достаточное время. Местные жители торговали прямо у вагонов. Это были не эшелоны, это были пассажирские поезда такого вот уровня комфорта. В расписаниях они имели номера, начиная с пятой сотни, и народ тут же их окрестил: «Пятьсот веселые».

На нарах лежали все подряд. С обоюдного согласия я лежал рядом с девчонкой, которая отправлялась в железнодорожный институт Ростова-на-Дону. Мы болтали, и ехать нам было не скучно. Остальных пассажиров я, естественно, не видел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное