Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Я, было, задумался о квартире, но это была абсолютно не достижимая для меня задумка, и я взял из МАИ документы и пришел к Шафрановичам.

Их в семье было трое: Геннадий Максимович, Лидия Пантелеймоновна и Эльвира. Эльвира училась в третьем классе, Лидия Пантелеймоновна занималась домашним хозяйством, а Геннадий Максимович работал в министерстве в Госстрое. Жили они в 9-ти!!! метровой комнате коммуналки на три семьи. Трудно придумать что-либо более стесненное, и все же они не решились отправить меня на вокзал – они положили меня на сундук в общем коридоре. Я пошел в Министерство Высшего образования и стал выбирать дорогу, по которой мне предстояло идти дальше. А Шафрановичи не только приютили меня, но еще и кормили, хотя, как я сейчас понимаю, каждая копейка у них была на счету, а тогда я отождествил их с Бичами и с отношением ко мне Бичей. На всю жизнь я остался им благодарен.

В министерстве, узнав, что я сдал вступительные в МАИ, предложили мне широкий выбор. Справка о сдаче экзаменов в МАИ была хорошей аттестацией. Я выбрал Ленинградский Горный, сдал туда копии документов и получил вызов. Копий Аттестатов Зрелости и справок из МАИ я заготовил несколько комплектов и еще раз зашел в МВИ (Министерство Высшего Образования). На втором этаже в коридоре сидела молодая женщина за столом, на котором лежал плакат с описанием факультетов в Харьковском Механико-Машиностроительном Институте (ХММИ). Среди описаний специальностей, которые получали выпускники института, было и приглашение стать специалистом в области атомной энергии. Ого!

Но, атомная физика и Харьков, недавно освобожденный от немцев?

С этим вопросом я обратился к представителю института. Она рассказала про УФТИ, который еще до войны играл заметную роль в атомных исследованиях, и теперь их продолжает. Находится УФТИ (Украинский физико-технический институт) через забор от ХММИ. Этот забор меня сразил, я отдал ей очередную стопку копий документов и получил от нее очередной вызов. Так я очередной раз столкнулся с атомной темой. Горный институт мне нравился – геология, руда, романтика. Ну, а атомный – большая наука (к которой, как я потом убедился, у меня не было способностей), мода, новые открытия, перспектива. Победила мода – я поехал изобретать атомную бомбу.

Первое, что меня поразило в Харькове – это обилие пекарен. Пока ехал на трамвае, чуть ли не на каждой остановке пекарня – «перукарня», «перукарня». Уже через день я знал, что это не пекарня, а парикмахерская. А через несколько месяцев я свободно читал украинские газеты, понимал радио и просторечный разговор на базаре. Но, украинское произношение я не освоил. Мое чтение вслух украинской газеты вызывало в общежитии смех. Не освоил я и украинскую лексику, я все понимал, но сам подобрать подходящие слова для выражения мысли затруднялся. Украинец и русский могут свободно говорить друг с другом каждый на своем языке, и будут понимать друг друга, может быть, лишь изредка спрашивая о значении отдельных слов. В институте на экзамене по химии при мне девушка спросила экзаменатора, можно ли ей сдавать экзамен на украинском языке. «Да, конечно», – сказала экзаменатор.

Соотношение украинской и русской речи на Украине для правителей Украины является неразрешимой проблемой. Для народа такой проблемы нет – каждый говорит на том языке, который для него удобнее, и все друг друга понимают. Проблемы для народа создают правители – то, усиливая украинизацию, то, борясь с националистическим уклоном, то, принуждая людей отдавать детей в украинские школы, то, предоставляя в этом вопросе свободу.

По случаю то ли конкурса самодеятельности, то ли какого-то праздника наш драмкружок выступал на сцене оперного театра. Мы готовились к выступлению, а в это время еще готовили театр к намечаемому действию, в котором мы должны были участвовать. На полу сцены лежал лозунг, который предстояло повесить над сценой. Лозунг был на украинском языке, и какие-то начальники стояли над лозунгом и, с помощью рук на своих затылках и на лбах, пытались между собой выяснить: правильно ли написано какое-то слово.

Мать моего товарища, которая была каким-то преподавателем в Харьковском университете, дома разговаривала на украинском языке. В её представлении, раз она считает нужным говорить на украинском, то и все на Украине должны говорить на украинском, и для этого позволительно принуждать людей отдавать детей в украинские школы, но в разговоре ее сына среди нас, я ни разу не слышал украинских слов.

Нехорошие правители (бяки) во всем мире стараются подмять народ под себя, чтобы все говорили на одном языке и все одинаково молились. Оставили бы они нас в покое, позволили бы нам говорить на любом языке и молиться, как бог на душу положит, а сами бы только следили, чтобы мы между собой не дрались, а строили бы школы и храмы. А для просвещения ввели бы во всех школах курс «ИСТОРИЯ МИРОВОЗЗРЕНИЙ».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное