«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Харьковский механико-машиностроительный институт, раньше назывался Технологическим, основан он еще в ХIХ веке. Это один из старейших технических вузов России (первый вроде). После революции в связи с ростом числа студентов его разбили на несколько институтов. Студентов в ХММИ было около пяти тысяч. Позже, уже, когда я там учился, пошла мода на укрупнение и институт вновь объединился в Харьковский Политехнический институт – ХПИ, с числом студентов около двадцати тысяч.

В первый послевоенный год поселили нас в аудиториях «Главного» корпуса. Общежития для первокурсников не было. Трехэтажный главный корпус старинной постройки со стенами чуть ли не полуметровой толщины из красного кирпича – в плане замкнутый прямоугольник с перемычкой и двумя внутренними дворами. Одна из его длинных сторон разрушена. Похоже, прямое попадание большой бомбы или взрыв большой радиоуправляемой мины. Мусор от взрыва уже вывезен. В годы учебы шутили, что Харьков «скверный город», потому что на местах разрушенных зданий разбили скверы, и скверов было много.

Первокурсников поселили в аудиториях оставшейся целой части корпуса на втором и третьем этаже. При заселении надо было сходить на Холодную Гору в другом конце города и пройти санпропускник. Но кто-то изобретательный из картофелины изготовил печать со змеей на вазе и надписью по окружности печати «Врач Халтурин». Бланков нашлепали сколько надо, а расписывался за Халтурина каждый сам.

Я попал в аудиторию, где разместили 40 человек. 20 вдоль одной стены – кровати торцом к стене, 20 вдоль другой стены. Между каждыми двумя кроватями – тумбочка на двоих. В середине, вдоль всей комнаты, длинные столы для занятий и несколько табуреток. Заниматься можно было и в читальне во время ее работы.

В общаге занимались круглые сутки. Одни занимались сразу после лекций, некоторые вечером, а некоторые сначала высыпались, а потом ночью занимались. Каждый, кто как хотел. Никакой очередности и договоров, уговоров не было. Кто хотел заниматься, тот находил и время, и место для занятий. Через проход от меня спал Вениамин Стешич, с которым у меня были дружеские отношения. Красивый интеллигентного вида молодой человек. В нашем кругу это был энциклопедист. Он всё знал. Он всех учил. После занятий в институте, часов в 5 вечера он принимал таблетку, чтобы быстро заснуть. Действительно, после занятий надо отдохнуть и лучший отдых это сон. Я о существовании таких таблеток не знал, а узнав, никогда не пользовался. Часов в 9 вечера он вставал, принимал таблетку, чтобы не спать, варил еду, ел и опять ложился, «потому что таблетка начинает действовать через час». Он все знал. Чтобы переждать этот час он засыпал и уже до утра. Дальше первого курса он не пошел. Правда, администрация института, очарованная его интеллигентным видом и хорошо подвешенным языком, зимние экзамены перенесла ему на весну. Потом и зимние и весенние экзамены за первый курс перенесла ему на осень. За лето знания у него не появились. Технический ВУЗ был не его санями. Осенью он приехал, забрал документы и уехал домой в Сумы. Там он стал работать в райкоме комсомола и высоко пошел по этой линии. Там он сел в свои сани.

Если выбросить войну, то только десять, пятнадцать лет прошло с тех пор, как кончились поиски новых «коммунистических», «социалистических», «революционных» методов учебы рабочих и крестьян. Лев Израилевич Штейнвольф рассказывал про студента, который на заключение экзаменатора, что этот студент ничего не знает, начинал шуметь, что экзаменатор преследует московского пролетария. Преподаватели, опасаясь такого обвинения, ставили ему тройку и таким образом этот горлодёр дошел до третьего курса, пока его всё-таки не выгнали. Сам Лев Израилевич еще застал «коммунистическую – групповую» форму обучения, когда группа из своей среды выделяла одного, который сдавал экзамен за всю группу.

Голодный год. Экзекуция

По приезде на Украину, по сравнению с Грозным, наиприятнейшее впечатление произвела на меня институтская столовая. Прекрасный Украинский борщ с мясом и сметаной. Хлеб прямо на столе. На второе биточки «По-селянски» – это котлетка с вкраплениями кусочков сала.

Однако вскоре все это кончилось. По радио сообщили, что хлеба из-за засухи собрали мало и возможно будут жертвы от голода. Услышав это, я, уткнувшись в подушку, заплакал – неужели опять? Засуха прокатилась примерно по тем же черноземным областям, что и в 32 году. Сват, которому в 46 году было 12 лет, рассказывает, что они в Поволжье хлеб пекли из муки наполовину с молотыми желудями.

Отец, узнав, что я поступил в институт, стал регулярно присылать мне деньги – примерно в размере стипендии. В начале каждого месяца я стал на базаре покупать хлебную карточку, и, таким образом, имел двойную порцию хлеба, да и норму не уменьшали, так что голода для меня не было. Было голодновато, но это был не голод.