Читаем «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года полностью

Сталин наплевал на уловку и подлую практику формирования врагов из евреев – гуманитариев продолжал, а авторов письма трогать не стал – они нужны были народному хозяйству.

А, может быть, этим письмом видные люди хотели выразить свою солидарность с невинно преследуемыми, а Сталин и на эту солидарность наплевал – прокукарекали, ну и сидите на своем насесте, в своих креслах, никуда вы не денетесь.

По прошествии многих лет защитники памяти Сталина поговаривают, что это Берии нужны были враги, чтобы демонстрировать Сталину свою неусыпную бдительность. Когда же Сталин умер, Берия, прекратив эту вакханалию, как бы, говорил: «Это все он, я тут не причем, я не мог ослушаться».

В то время мы об этом письме, разумеется, не знали. А откровенно о медиках говорили только в узком кругу.

В этом же ключе следует рассматривать и ленинградское дело? Соперников, или оппозиционеров у Сталина после войны быть не могло. Его авторитет был непререкаем, доверие к нему было безграничным – это была формула взаимоотношений между народом и партией: «Безграничное доверие к партии и правительству». И это безграничное доверие он сам размывал послевоенными репрессиями. А может быть, не сам, а Берия готовил себе пьедестал, как для борца против репрессий, а пока нагонял на остальных членов Политбюро панический страх? У самого Берии при воспоминании о судьбе Ежова и других предшественников сильнее, чем у многих, тряслись поджилки. Опубликованные обстоятельства смерти Сталина очень на это намекают.

Конечно, мы ни на йоту не верили публикуемым обвинениям, выдвинутым против ленинградских руководителей, и хотя вслух этого не говорили, но из разговоров это было очевидным, – конечно, мы строили предположения. Мы не сомневались в безграничной преданности этих руководителей Сталину – тогда, что это было? (Сейчас я узнал, что они предлагали выделить в отдельную структуру – по типу союзных республик, – компартию РСФСР, что могло послужить основанием для платформы оппозиции. Но зачем надо было расстреливать – достаточно было или с улыбкой, или, нахмурив брови, сказать: «Цыц», – и авторы предложения тут же бы прикусили язык). Или Сталин был вампиром, которому непременно нужна была кровь?

А так называемые «Шарашки»? (Тогда мы о них не знали – это уж я сейчас рассуждаю). Где талантливые ученые и инженеры работали во время войны и после войны над проектами, содержание которых было секретным. Зачем их надо было держать за решеткой, если им доверяли такие работы? И они творили, с полной отдачей сил творили. Они не были врагами СССР. Один из гадателей в современной газете предположил, что, может быть, таким способом Берия спасал интеллектуальный потенциал России от гибели на каторге (он курировал шарашки). А кто их на каторгу отправлял? Нет, господа хорошие, мимо Сталина ничего не проходило – он стремился всё объять.

Вспомним эпизод из биографии Мерецкова. Мерецков незадолго до войны был начальником генерального штаба. Как только началась война, Мерецкова арестовали. В оправдание катастрофы первого периода войны, надо было найти виновного, Мерецков, как бывший начальник Генштаба, подходил для такой роли. Но затем, было решено на жертвенный камень бросить Павлова, а Мерецкова прямо из застенка назначили командующим армией. Кто понес наказание за отрыв от армии в разгар боевых действий офицера с высокими боевыми качествами? Никто! А кто понес наказание за арест Рокоссовского? Никто! То есть, это делалось с ведома самого Сталина, который мог бросить на жертвенный камень человека по своему личному выбору.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное