Я считал всё это глупостью и пытался убедить окружающих, что на Лахте бомбить нечего.
И вот однажды вечером во время объявления воздушной тревоги, когда все ушли в этот бетонный сарай, я продолжал делать уроки – занятия в школе уже начались, и ещё было электричество, окна были затемнены. Во всём доме я был один. Мне помнится, что я «делал математику», когда в грохот пальбы зениток ворвался вой падающей бомбы. Казалось, она падает на наш дом, или совсем рядом. Я невольно сжался. Раздался взрыв.
Я вышел на крыльцо. Над Лахтой висела «свечка» – осветительный заряд на парашюте. Было всё вокруг видно, следов взрыва видно не было.
На следующий день мы были у воронки. Вернее у воронок. Две бомбы упали на поле у края кладбища. На кладбище прятались два аэростата воздушного заграждения, а с противоположного от воронок края кладбища была железнодорожная станция, так что не ясно на что немцы бросали бомбы. В любом случае промазали.
В обороне Ленинграда широко использовались аэростаты воздушного заграждения. Со стороны Финского залива их разместили на деревянных баржах. На некоторых баржах поставили зенитные батареи. Век барж был не долог. Немцы днем стали их бомбить, они загорались и сгорали до уровня воды, при этом перегорали якорные канаты, и баржи ветром медленно гнало к какому-нибудь берегу. Спасались ли люди с этих барж, – я не знаю, ни одной лодки я не видел.
Днем над Лахтой несколько раз разгорались воздушные бои. Позже в Сибири мальчишки просили меня ещё и ещё раз рассказать про такие бои, изображая бой звуками.
«Вот наши истребители атакуют немецкие самолеты: Ы…Ы…Ы… ТаТаТа.… Как только истребители отлетают в сторону для очередной атаки, бьют зенитки: пА, пА, пА и в небе появляются облачка рвущихся снарядов: По, По, По и опять в атаку бросаются истребители».
Начальнику почты, который вышел или посмотреть бой, или по делу, падающим с неба осколком зенитного снаряда срезало нос.
Как-то поздним вечером раздался страшный грохот. Все выскочили во двор, воздушной тревоги не было, сплошная темень и вдруг все осветилось, как днем, вспышкой и вновь раздался невообразимый грохот. Это бил из главного калибра линкор или крейсер, который встал между Лахтой и Стрельной. Днем на этот корабль непрерывно пикировали немецкие самолеты, а он отстреливался из зениток, а затем куда-то ушел.
Стрельба из главного калибра линкора оставила у меня неизгладимое впечатление. Ни в какое сравнение, она не шла со стрельбой зениток, или дальнобойных пушек, стоящих на Лахте. Из ствола главного калибра выбрасывается снаряд весом в тонну и вырывается такое объемное и такое яркое пламя, что за несколько километров от орудия (или орудий одной башни) на Лахте становилось на мгновение светло, как в яркий солнечный день. И грохот.
Когда я уже после войны, где-то прочитал о том, что в дни обороны Ленинграда наша разведка засекла на небольшом поле между лесами немецкий танковый кулак, для броска на Ленинград, и нашим командованием было принято решение в ночь перед намечаемым немцами броском ударить по площади, где было это скопление танков, из всех орудий главного калибра кораблей Кронштадта, то я подумал, что стрельба, которую я видел, это и был тот удар, который смешал немецкие танки с землей.
В последние два, три года, уже после написания этих строк, в печати замелькали публикации, что немцы не собирались врываться в город, но стрельбу-то главного калибра я сам видел. Может быть, немцы отказались от оккупации после этой стрельбы?
Когда фронт подошел вплотную к Ленинграду, начался артиллерийский обстрел города. Борьбу с артиллерией немцев вели наши дальнобойные батареи. Одна из них была установлена между Ольгино и Лисьим Носом в лесу на специально проложенной железнодорожной ветке.
Как только немцы начинали обстрел Ленинграда, наши батареи открывали огонь по немецким батареям и немцы переносили огонь на наши батареи. Иногда дуэль между батареями велась упреждающе, ещё до обстрела города.
Немцы как-то били по нашей батарее шрапнелью. Мы были во дворе, и увидели, как за километр или более от нас над лесом появился дымок шрапнельного разрыва. Увидев его, дядя Вася, который служил еще в Первую, повернулся к взрыву спиной, пригнулся и инстинктивно закрыл затылок руками.
Стреляли немцы и по Лахте.