«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Король поехал на охоту, увлекшись, оторвался от группы и заблудился. Долго плутал он по лесу, пока на него не наткнулся лесник. Лесник привел его к себе, накормил голодного короля гороховой кашей и вывел из леса на дорогу к замку. Для короля началась обычная королевская жизнь. Как обычно повара старались угодить королю и готовили блюда одно изысканнее другого. Король был доволен, но однажды вспомнил про вкусную гороховую кашу, которой его накормил лесник, и приказал приготовить такую же. Повара очень старались, но такой вкусной коши не получалось. Нашли и привели лесника. Встал лесник перед королем и сказал, а вот что он сказал королю, я забыл: то ли, что для того, чтобы еда была вкусной, есть надо, когда проголодаешься, то ли, что голодному человеку всякая еда вкусна.

О том, что война оказалась страшной, я (лично я) понял, когда почти одновременно пришли сообщения о падении Курска и о падении Орла. Два сообщения одно за другим. Я помню то ощущение грозности, которое испытал я тогда – полвека тому назад. Война стала не где-то там – далеко на западе, а здесь в центре страны – в гражданскую до Орла доходили белые.

Осенью стало ясно, что с дровами будут проблемы неразрешимые, и мужчины, которые еще были в силе, спилили большую березу в углу нашего двора. До этого посаженые березы пилили только в гражданскую войну и в период разрухи. Были теплые дни, и в своих комнатах еще не топили. Экономили дрова, искали общения и жались в предчувствии бед друг к другу. Дом собирался на общей кухне (т. е. у нас) и говорили, говорили. Говорили о том, что нормы на рабочую карточку такие большие, что даже не выкупишь – денег не хватит. В нашей семье рабочей карточки не было и пошли разговоры и советы, как и куда можно в городе устроиться мне на работу, кто в этом деле может мне помочь – дядя Вася, дядя Петя.

Говорили о том, что кто-то умер, наевшись хлопкового жмыха, от закупорки кишечника ватой, т. е. хлопковый жмых еще не был, безусловно, желанной едой. Из «исторических» разговоров на тему голода, который где-то маячил, но еще не наступил, я запомнил жуткий рассказ о голоде в 32-м году. Вот он.

Поехал один из города к брату в деревню. Он знал, что там голодают, и набрал из города колбасы, масла, хлеба, крупы разной, чтобы как-то помочь семье брата.

Приезжает, идет по деревне, а деревня пустая. Нет ни людей, ни скотины, ни собак. В то же время чувствует, что не вся деревня вымерла, – кто-то смотрит на него. Заходит в избу к брату, а тот сидит у стола. Жутко приезжему стало, спрашивает он, а где же жена, мать, дети. Брат откидывает одеяло, а там кости лежат. Вываливает гость на стол колбасу и всякие продукты, а хозяин не смотрит на продукты, будто бы уже не понимает, что это такое и начинает точить нож.

Понял все городской и бросился бежать, а деревенский за ним, да тут же у избы и свалился. Больше не виделись братья. Таким был рассказ.

Людьми овладевали суеверия, все стали верующими. Все стали верить снам. Я не помню значения снов, что-то было к смерти, что-то было к болезни, помню только, что сырое мясо во сне и сено – это плохо. Все сны старались расшифровать.

Сейчас вот пишу и думаю: народный фольклор не требует логики. Берется зацепка из жизни и сказывается, и получается сказка. Да какая впечатляющая – до сих пор помню. Народ инстинктивно, эмоционально готовился к голоду.

Рано наступила зима, уже в первых числах ноября начались морозы и выпал снег.

Прекратилась подача электричества, прекратил работу пригородный транспорт, нормы на продовольственные карточки стремительно покатились вниз и уже 20 ноября достигли минимума: 125 гр. хлеба для иждивенцев и детей.

Лебедевы и Майоровы перебрались в город на завод, чтобы получать рабочие карточки и не тратить сил на дорогу. Кузнецовы и семья дяди Васи, у которых дочери были продавцами, позже, по ледовой дороге, эвакуировались. Вымирали в первую очередь худощавые и те, кто плохо питался в мирное время. Старшую дочь Сухоруковых мобилизовали, а остальные вымерли, вымерла и семья уборщицы. Куда делись остальные, я не помню. Много погибло. Вымирали, все без исключения те, кто, не владея собой, съедал свой хлеб на неделю вперед. В магазинах постоянно кто-либо стоял и просил выдать хлеб вперед, ну а когда карточка кончалась – они умирали. В нашем доме, пока еще встречались и говорили, то говорили, что совхозный дом вымер целиком именно по этой причине. Разговор начался с того, что кто-то там, поднимаясь на второй этаж, на лестнице умер. Кто знает…. Умирали и прямо на улице, на ходу. Передвигается человек, падает на колени и откидывается навзничь – так с согнутыми коленями и застывает. Я раза два видел еще не убранные, замерзшие в таком положении тела.

Зимой каждое утро улицы Лахты объезжали дровни, на которые собирали с улиц трупы. Лошади тоже были обречены. Я видел, как по улице вели лошадь и несколько солдат с обеих сторон её поддерживали, чтобы не упала она раньше времени. Но, некоторые лошади должны были быть сохранены непременно.