В январе 2005-го я испросил аудиенции у нового Генерального конструктора нашего завода Дмитрия Геннадиевича Федорченко и рассказал ему о том, что, по очень приблизительным моим оценкам, первую сопловую лопатку турбины можно охладить керосином. Пары керосина при этом нагреются до температуры, далеко превосходящей температуру самовоспламенения. В этом случае, я полагал, что камера сгорания может быть выполнена без зоны смешения, с прохождением всего воздуха через зону горения. Это позволит получить хорошую полноту сгорания при хороших характеристиках по экологии. Задача эта может оказаться трудной из-за возможного возникновения детонационных явлений и пульсаций, да и конструктивное исполнение лопатки с фазовым превращением охладителя не очевидно.
Положение на заводе чрезвычайно сложное. Руководство завода барахтается изо всех сил, чтобы остаться на плаву, и Дмитрию Геннадиевичу сейчас явно не до дополнительных пульсаций. Сейчас нужны предложения, дающие очевидный немедленный эффект.
А мы рассуждаем
Позволю себе
Наш завод – это, по сути, не завод, а проектно исследовательский институт. При нашем отношении к интеллектуальной собственности он не может себя окупить, он работает только на средства государства. Разработанные нами авиационные двигатели работают на газопроводах и в Средней Азии и за Полярным кругом, разработанные нами двигатели поднимают в небо все три разновидности стратегических ракетоносцев, но за это нам никто не платит. А с началом перехода к капитализму заказов от государства на разработку новой техники не стало, и финансирование практически прекратилось, клянчим кредиты. В борьбе за самосохранение завод ищет заказчиков на свои интеллектуальные разработки и находит. Полученные за это средства, по сути, являются инвестициями в научно технический потенциал, а кредитные и налоговые органы моментально эти средства отнимают. Казалось бы, государство должно радоваться, что завод, хотя бы частично себя окупает и сохраняет до лучших времен эту проектную организацию, а госорганы душат этот еще не совсем засохший росток. (Сейчас нас объединили с серийным заводом)
Две черты нашей жизни нас в трёпе поражают. (Наши беседы – всего лишь трёп).
Первая – это налог на инвестиции, который делает невыгодным вкладывание средства в затратные работы по обеспечению научно-технического прогресса.
Вторая – это плоская шкала налогов, по которой хозяин платит такой же налог, как и его секретарша. Плоская шкала не заставляет хозяина совершенствовать свое дело – он и так сыт. Плоская шкала тормозит научно-технический прогресс.
Создается впечатление, что кто-то, продолжая экономическую политику Гайдара, целеустремленно душит в стране науку и наукоемкое производство, превращая страну в сырьевой придаток тех стран, где наука и наукоемкое производство поощряется, и куда уезжают работать наши таланты.
Но, может быть, причина такого «развития» совсем прозаическая, может быть, она лежит в самой сущности нарождающегося капитализма?
После 1991 года, реставрировав капитализм, мы с вершины второй державы мира скатились в дореволюционный статус рядовой европейской страны. Как и до революции у нас ездят на иностранных автомобилях, как и до революции у нас летают на иностранных самолетах, как и до революции у нас появились бездомные, как и до революции у нас появились баснословно богатые. В экономику пришел частный капитал, для которого, как и до революции, главным и единственным стимулом деятельности является получение прибыли, а не гармоничное развитие народного хозяйства страны.
Тут мы расходились во мнениях: я считал виноватой систему, мои товарищи считали виноватыми личности, но не было среди нас ни одного оптимиста.
Наверное, параллельно и в одном направлении действуют обе причины дисгармонии.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное