«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

Дэн-Сяопин начал перестройку с более низкого уровня, чем мы. Впрочем, я предупредил, что в экономике не разбираюсь. Мы уже жили 70 лет в добровольной самоизоляции, и пришли к добровольной самоликвидации.

Из-за того, что без внутренней конкуренции жили? Или другие причины были?

Но если я позволил себе порассуждать о том, в чем не разбираюсь, так позволю себе и пошутить, Мы завидуем высокому уровню жизни в Эстонии, Белоруссии, Латвии, Израиле и многих других государствах и говорим при этом, что они маленькие и им легко организовать у себя на малой территории рациональное управление. А попробуй у нас, на такой громадной территории. Так, может, и нам, чтобы лучше жить и свободней, и безопасней себя чувствовать, стоит разбиться на сотню маленьких эстоний или израилей? Может и стоит, да нельзя нам этого делать. Мы тотчас начнем друг друга к себе присоединять, и друг другу палки в колеса вставлять. Если уж одной территорией, не можем толково управлять, так, где целую сотню управленцев взять?

Горячие споры вызывала у нас личность Гайдара, хотя с момента его реформ, по масштабу свершений прошло уже «сто лет».

– Да, мешали ему.

– Попытались мешать, когда увидели, что приватизация превращается в криминализацию, да не помешали.

– Ты считаешь, что если бы помешали, то не было бы криминализации, а было бы более успешное развитие экономики?

– Я так не считаю, потому что не знаю, что бы было, может быть, было бы еще хуже, а может быть, и лучше.

– Конечно, беззаконие налицо, да не в Гайдаре дело.

– Во мне, что ли?

– И в тебе тоже, и во всех нас, – подвел итог Юра.

– Ничего, приспособимся, вчера очередную порцию самогонки поставил на брожение.

– Так всю жизнь и приспосабливаешься?

– Да нет, пожалуй. У Барбюса где-то приведен разговор между героем повествования и строителями. Любопытный спрашивает у месивших глину рабочих, что, мол, делаете? «Да вот глину месим», – говорит один, второй добавляет: «Стену кладем», а третий с гордостью говорит, что они Собор строят. Так вот я, а, насколько я знаю, и вы – Собор строили. И работали с увлечением, и на сельхозработы ездили весело и отдыхали с песнями.

– А нынче глину месим…

– Лишь бы деньги платили.

– Слова одни и те же: «работа», «зарплата», а музыка к этим словам другая. Раньше работник мастером оценивался по тому, какую работу он может выполнить, вне связи с его зарплатой потому, что зарплата шла не из кармана мастера, а из министерства. Теперь работник для хозяина источник прибыли, и в первую очередь хозяин тебя оценивает по тому, какую прибыль ты можешь принести, потому что зарплату он платит из своего кармана, из денег, за которые он продал то, что ты сделал.

– Две мелодии, два источника: «Нам песня строить и жить помогает».

– Я теперь с ненавистью вспоминаю это строительство, – вступилась Ольга, – когда для того, чтобы накормить ребенка, мне надо было бежать за порцией манки и молока в детскую домовую кухню. Я не могла это купить в любое время там, где мне удобнее. Мне врали, что я счастлива, и я этому верила. Сплошная ложь во всем.

– Т.е. была счастлива, а сейчас тебе говорят, что ты была несчастлива, и ты этому веришь? А может, важно, что ты сам чувствуешь в тот момент, когда живешь?

– Теперь все что угодно можно купить когда угодно, да у многих денег на покупку нет, – не у бездельников, не у безработных, а у работающих с зарплатой ниже прожиточного минимума, которую месяцами не выплачивают, – буркнул кто-то за столом, обильно уставленным закусками.

– Не надо мне никаких сравнений. Не хочу я сравнивать. Это унижение – доставать и получать, а не покупать.

– А тогда это было в порядке вещей, и ты радовалась, когда доставала или получала, и была счастлива. Так не наплевать ли тебе на то, что тебе говорят о том времени, когда ты была счастлива? Ты же радовалась, когда получила право на покупку машины, и считала себя счастливчиком и мы за тебя радовались.

– У Некрасова к его вопросу: «Кому на Руси жить хорошо?» возник бы вопрос: «Когда на Руси жить было хорошо?», а, действительно, когда?…И кому?

Ленька у Ольги (сыночек) получился худенький, щупленький, маленький и, как живчик, шустрый, смышленый, по задаткам отличник, и, по мнению матери, будущий «профессор». Бывают же дети «ну, прелестный, как розовый поросеночек», а бываю «Господи, ну настоящий цыпленок». Он, кстати, защитил кандидатскую и эмигрировал в Австралию. Тряслась и кудахтала Ольга над своим цыпленочком, как квочка, и заслонила у неё память о манной каше её счастливую молодость во время реального то ли «реального», то ли «развитого» как бы социализма. Забыла она о том, что Ленька мог три месяца подряд укреплять перед школой свое здоровье на Черноморском побережье Крыма.