«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

Лечение очень тяжелое, от «химиотерапии» все волосы вылезли, но на ноги Риту поставили. Съездили с ней на машине в город, и Рита купила парик. Летом ездили на базу с Захаром, ездили на дачу, на бахчу, собирались с друзьями за столом. Периодически ее по плану забирали в больницу на лечение. Больные в Клинической больнице прикреплялись к лечащему врачу на постоянной основе. Кроме того, каждую неделю Рита в нашей поликлинике сдавала кровь на анализ, который проводился без очереди, чтобы следить за ее состоянием между курсами лечения. Егора попросили собрать группу друзей и сдать кровь, т.к. крови на лечение идет много. Среди больных была женщина, которая так лечится уже седьмой год. В какой-то из циклов в Ритиной палате была веселая нестарая женщина, которую муж привез из Армении – наше гематологическое отделение славилось, но скончалась эта женщина быстро. Во время болезни Риты от этой же болезни скончалась Раиса Горбачева.

На следующий год, при очередном анализе крови между курсами стационарного лечения, показатели оказались неудовлетворительные и Риту немедленно забрали в больницу. Я к ней ездил через день – два. Пришел в палату, а ее нет – она гуляет. Пошел за корпус – Рита увидела меня издалека и радостно в приветствии подняла руку. Так она и осталась в моей памяти. Недели через две приехал я с дежурства, а Егор говорит, что мама в реанимации. Позвонил в отделение, сказали, еще подержат в реанимации до следующего утра, потому что очень хорошая бригада там дежурит. Вроде выходили, поехал, посидел, сказала что привезти, а под вечер звонит, чтобы вернулся обслуживать – самой ей тяжело. Сижу около неё, читаю книгу. Спросил, может быть, что-либо приготовить, попросила куриный бульон. Дети привезли и спрашивают, как меня подменить, может быть, свахе приехать на ночь, мне сейчас домой поехать, а утром приехать. А я смотрю, у Риты глаза как белизной покрываются – становятся мутными – и отпустил всех. Сам остался. Попоил ее куриным бульоном. Дежурная врач бегает, то уколы, то таблетку, то кровь. Позвала еще врача, и скомандовали немедленно в реанимацию. Каталку повезли с сестрой, сестра командует «быстрей», «быстрей». В саму реанимацию никого не пускают. В дверях приняли каталку, и выпихнули пустую. Была уже полночь. За мной приехал Егор.

Ближе к полудню сказали, что скончалась Маргарита Михайловна.

6 сентября 2000 года кончился период моей жизни, когда я был счастлив, составляя с Ритой целое, когда мы, дополняя друг друга, были полностью заполненным живым организмом.

Рита искусно вела по жизни наш корабль, за 40 лет не было ни одной ссоры, только доброжелательные обсуждения. Доброе отношение ко мне друзей достигнуто благодаря её мудрому управлению моим поведением.

Святая Маргарита, она в каждом человеке находила присущее ему что-то хорошее.

Всю ее одежду и белые лодочки я отвез в пункт соцобеспечения, где все, что к ним приносят, раздают нуждающимся бесплатно.

Наш жизненный организм наполовину опустел, началось затухание.

Егор заплатил за место на уже закрытом кладбище и сделал оградку с местом для меня.

Когда покупали металлический памятник, Егор удивился, что я заказал памятник с крестиком. Ведь для Риты, как и для нас, существование загробного мира было, конечно, полным абсурдом.

– Егор, для русского человека символом места захоронения является крест. Кладбище не место для демонстрации своих взглядов; на кладбище должно соблюдаться спокойствие. Спокойствие обеспечивается соблюдением нерушимых традиционных обычаев. Я не хочу выскакивать из своей колеи, и уверен, что и Рита так же думала.

– Да, наверное.

Дилетант мучительно ищет истину

Однако, похоже, что новые власти наметили путь к нарушению спокойствия. Наметили путь к агрессивной перестройке мировоззрения всего народа.

Правительство стало в стране насаждать религиозность, стремясь завлечь народ в храмы, надеясь, что это поможет управлять страной, навязывая психологию повиновения. Ренегаты из бывших коммунистов демонстративно стали осенять себя крестом, и это порождает недоверие ко всему процессу – в их искренность я не верю. Я верю в искренность веры моей племянницы – Ольги Федоровны Белановской. Я, безусловно, верю в искренность религиозности почившего лауреата Сталинской премии, монаха Валентина Феликсовича Войно—Ясенецкого, почившего Флоренского. Я, безусловно, верю в искренность веры моего троюродного брата – Вячеслава Васильева (1945 – 2006).

В среде ученых немало искренне верующих в некую нематериальную силу, воздействующую на судьбы людей и народов, именно к ним я отношу Войно—Ясенецкого, Флоренского, моего брата Славу.

Жизнь продолжается, дискуссии между материалистами и идеалистами не утихают, наука развивается, и в продолжение всей истории около науки юркали шарлатаны…