Современная финская новелла

— Молодец, не побоялся расставить все по споим местам. Могу подписаться под каждой его фразой. И Эркки тоже. Как, Эркки? Мы ведь с тобой, кажется, инакомыслящие? Или ты не читал?

— Что?

— Ну что он пишет об овце и стригале.

— Читал, читал, — кивнул Эркки. — Вот уж точно, смелый и честный человек.

— Уж если кто смелый, так это я: не побоюсь сесть рядом с такой красоткой, — подсаживаясь к Лейле, сказал Валлу. В вырезе рубашки виднелась его пылающая грудь. Он откашлялся и запел глубоким сильным голосом:

— Лейла, Лейла, Лейла, милый друг ты мой…

Анн-Лис захлопала в ладоши:

— Все готово. Пожалуйста, садитесь. Дедушка, ты вот здесь, во главе стола.

Дед уселся как был, в халате. Все делали вид, что ничего не замечают, а сам он забыл, что надо бы переодеться. Тараща осоловелые, словно стеклянные пуговицы, глаза, он все пытался рассказать о какой-то родственнице, умершей в тридцатые годы в штате Миннесота, вот только как ее звали, то ли Астрид… Ас… нет, не Ас… а Эс…

Анн-Лис приволокла на стол чугунок. Лейла вдохнула всей грудью острый, пьянящий аромат, расправила на коленях белую салфетку. Напротив нее нетерпеливо, как ребенок, сглатывал слюну Исмо. Лосятина… жаркое… картошка с укропом. Анн-Лисс раскладывала по тарелкам сочное дымящееся мясо.

Мальчику-индейцу отнесли еду на кухню. Он ничего, кроме мяса, не хотел, только мясо и кока-колу. Но вряд ли он успел что-нибудь съесть, тут же и сбежал. Лейла ела мясо понемногу, неторопливо, хотя и хотелось затолкать в рот весь кусок сразу.

— Раньше никогда не ела лосятины, — сказала она Валлу.

— Ну, значит, настало время, — ответил он.

— Вкусно-то как! Просто объедение, — похвалила Лейла.

— Чудесно! Какое замечательное мясо, — нахваливала Туйя.

— А какое нежное! — подхватил Исмо.

— Куда вкуснее любой, самой первосортной говядины, — сказал Тапани. — Тут самое главное — аромат дичи.

Валлу отрезал кусочек, попробовал. Он вдруг как-то странно ухмыльнулся, перестал жевать, потом отложил вилку и напряженно уставился в стол. Лицо покраснело, лысина так и полыхала.

— Вкусная говядина, ничего не скажешь, — сказал он громко, неестественным голосом.

Все повернулись к нему.

— Говядина? Что ты хочешь этим сказать? — спросила Туйя.

— То, что можно и говядину принять за лосятину, если хорошенько поверить, — выпалил Валлу.

За столом наступила тишина. Но Анн-Лис принялась расставлять рюмки, Эркки подлил деду соуса.

— Давай добавлю, — проговорил он.

— Прекрати, Валлу, — оборвала их Анн-Лис.

Валлу хотел что-то сказать, но передумал и быстро опрокинул в рот рюмку водки. Эркки снова налил ему, потянулся через стол, чтобы чокнуться. Все зазвенели рюмками, потом снова принялись за еду. Валлу ел молча.

Лейлу все это ошеломило. Остальные, должно быть, решили, что Валлу пошутил или несет спьяну. Уж он-то знает вкус лосятины. А может, это и правда говядина? И черт ее дернул за язык хвалить эту лосятину.

Лейла чувствовала себя униженной, осмеянной. Правда, мясо вкусное, ничего не скажешь: дома такого есть не приходилось. Но ведь звали их на лосятину, — возмущалась Лейла. Вдруг пропал аппетит, кусок не шел в горло. Когда в очередной раз потянулись чокаться, заплакала девочка, и Лейла поспешно встала из-за стола.

Ей пришлось долго укачивать ребенка, в гостиную она вернулась, когда все уже поели и убрали со стола. Ее тарелку поставили в духовку, чтобы не остывала. Лейла едва прикоснулась к еде, только из вежливости, — прежней радости как не бывало.

Вскоре после ужина дед задремал, и его увели в спальню. Теперь на столе красного дерева уже открыто стояла привезенная Валлу канистра. Валлу налил Лейле прямо в стакан. Сперва она отказывалась, потом решила попробовать. Голова закружилась, во всем теле чувствовалась необыкновенная легкость, она смеялась над Исмо, который кривлялся на ковре, изображая эстрадного певца.

— Слушайте, эй! А это помните? — посреди комнаты виляла бедрами Туйя. — Эй, мамбо, мамбо, италиано… чао, чао, чао…

Валлу запел, голос у него был мягкий и мелодичный. Ему аплодировали больше всех. Тапани и Анн-Лис петь отказались, а Эркки что-то промурлыкал.

Сколько времени это продолжалось? У Лейлы слегка кружилась голова, губы сами собой растягивались в улыбке. Анн-Лис объявила, что идет спать, но никто не обратил на нее внимания. Лейла взяла валявшуюся на столе сигарету, вышла на улицу.

«В той стороне за морем где-то есть земля…» — звучал в ушах голос Валлу.

Свет на крыльцо не горел. Лейла жадно вдыхала сырой, прохладный воздух. Сквозь тьму моросил мелкий дождик. По ту сторону забора было море; разметав свою черную гриву, оно неслось вперед: гонимое скорбью и надеждой, рвалось, волнуясь, к невидимым землям. Металось, словно человек, ищущий свои далекие мерцающие острова. Валлу такой, у него в глазах — отблеск тех далеких островов.

Как жизнь коротка! Вот стоит Лейла на крыльце, и есть у нее ребенок — комок счастья, спеленутый горем, прозрачное зернышко, запрятанное глубоко под чешую, под колючки. И она должна ему дать то, чего не имеет сама. Но где ее найдешь — иную жизнь, которая сделала бы ее дочку счастливой и сильной.