Современная язва

Мужъ писалъ: «Посылаю теб, дорогая Аня, двсти рублей… Сорокъ рублей теб на расходы, сто шестьдесятъ ты отдашь за квартиру за четыре мсяца. Контрактъ ты найдешь у меня на письменномъ стол въ бювар. Срокъ перваго августа. Но пожалуйста не просрочь уплатить. Въ контракт сказано, что по истеченіи семи дней посл срока, если за квартиру не уплочено, домовладлецъ иметъ право взыскать по пяти рублей за каждый просроченный день и, сверхъ того, потребовать очистить квартиру. Пожалуйста, не просрочь. Домовладлецъ нашъ педанть, человкъ неуступчивый, даже можно оказать алчный, а за квартиру мы платимъ сравнительно не дорого. Жаль будетъ»…

— Господи! Что тутъ длать! Научи меня! — воскликнула она, вынула изъ бювара мужа контрактъ на квартиру, стала читать, но въ голов ея было до того пусто, что она не могла понять, что читала, свернула контрактъ и положила его обратно въ бюваръ.

Пришли сосди, дв дамы съ двочкой-подросткомъ стали звать Анну Савельевну гулять, но она сказала, что ей нездоровится, и отказалась.

— Да, это видно… У васъ совсмъ больной видъ… Да и глаза красные, — сказала одна изъ дамъ. — Кстати, что вы сдлали сегодня на сачкахъ? — спросила она.

Анну Савельевну при этомъ вопрос какъ-бы кто ножомъ пырнулъ въ сердце. Она поблднла еще больше и схватилась за стулъ.

— Ничего… Тамъ… Я ставила пополамъ… И такъ, и этакъ… Въ компаніи, — отвчала она.

— Да… У васъ совсмъ болзненный видъ. И нервность какая-то. Смотрите… Берегитесь…. Что мужъ? Когда онъ вернется изъ командировки? — задавали вопросъ дамы и ушли.

А карточка попрежнему лежала на стол. Анна Савельевна опять взяла ее въ руки, прочла еще разъ, повертла ее въ рукамъ, взяла и спрятала въ спальн въ свою шкатулку.

Наступилъ вечеръ. Стемнло. Подали самоваръ. Анна Савельевна заварила чай, сла къ столу, пригорюнилась и думала про себя:

«Погибла я… Совсмъ погибла. Двадцать рублей у меня есть. Можетъ быть можно было-бы еще отыграться… Но скачки черезъ четыре для… А этотъ контрактъ несчастный… Если-бы только внести за квартиру! Но гд взять деньги? Гд?»

Она встала изъ-за стола, пошла въ спальню, вынула изъ шкатулки карточку и снова прочла ее, даже вслухъ проговорила адресъ, но краска стыда бросилась ей въ лицо и она отбросила отъ себя карточку.

Показалась кухарка!..

— Что прикажете завтра къ обду готовить? — спросила она.

— Посл, посл! Вдь можно завтра утромъ объ этомъ поговорить! — крикнула Анна Савельевна и замахала руками.

— Скушали-бы чего-нибудь. Вдь ничего сегодня не кушали, — бормотала кухарка, уходя отъ нея.

Анна Савельевна сходила въ дтскую, благословила ребенка и сама стала ложиться спать.

Ложась спать и снимая съ себя чулки, она вслухъ повторила слова, сказанныя ей давеча Елтухъ-Чопоровскимъ (она уже помнила его фамилію):

— Я вдовецъ, живу одинъ и визитъ вашъ ко мн не можетъ скомпрометировать васъ…

Но произнеся эти слова, она содрогнулась. Ее стала бить лихорадка. Она закуталась въ одяло и долго не могла согрться. Но ей не спалось. Черезъ полчаса она встала съ постели, зажгла свчку, взяла съ своего туалетнаго столика портретъ мужа въ орховой рамк подъ стекломъ и плача, принялась цловать портретъ и говорить:

— Гнусная я… Гнусная… Прости мн, Сержъ! Нтъ, лучше смерть…

Слезы ее нсколько успокоили. Она заснула, но сонъ былъ тревожный, снились скачки, жокеи, лошади, Елтухъ-Чопоровскій, обнимающій ее и цлующій. Она закричала и проснулась. Холодный потъ выступилъ у ней на всемъ тл. Она зажгла свчку и пошла посмотрть въ другую комнату, который часъ на стнныхъ часахъ. Былъ четвертый часъ. Начинало уже свтать. Ночь блднла.

Анна Савельевна такъ ужъ и не заснула больше. Поднялась она съ постели еще раньше прислуги. Когда она одвалась, ей опятъ лзли въ голову слова:

«Я вдовъ, живу одинъ, визитъ вашъ ко мн не скомпрометируетъ васъ».

За чаемъ она вдругъ ударила кулакомъ по столу и воскликнула:

— Кто будетъ знать? Никто не будетъ знать! Это будетъ моя гробовая тайна! Никто! Никто!

Передъ ней лежала на стол карточка Елтухъ-Чопоровскаго.

Въ десять часовъ утра Анна Савельевна начала одваться.

— Я въ городъ ду… — сказала она няньк. — Обдайте безъ меня… Накормите ребенка. Пожалуй, мн оставьте какой-нибудь кусочекъ. Вернусь не скоро. Сегодня нужно за городскую квартиру платить.

Какъ она хала въ городъ по желзной дорог, какъ вышла изъ вокзала на улицу, она смутно помнитъ. Смутно помнитъ, что сла безъ торга въ извозчичью пролетку и сказала:

— На Фурштадтскую!

Часа въ три она выходила изъ подъзда. Взоръ ея блуждалъ. Запекшими губами она шептала:

— Проклятый тотализаторъ!!!

VIII

Это было въ девятомъ часу утра. Кухарка Эмиліи Францевны Ваухъ, сдающей меблированныя комнаты, несла по корридору самоваръ къ жильцу Коклюшкину, молодому человку, служащему въ какомъ-то агентств страхованія жизни, какъ вдругъ раздался выстрлъ за стной. Кухарка Анисья вздрогнула и до того испугалась, что чуть не выронила изъ рукъ самоваръ. Вслдъ за этимъ послышался второй выстрлъ. Анисья быстро поставила на полъ самоваръ, схватилась за сердце и побжала обратно въ кухню, крича: