Современная язва

— Вы не маленькая и очень хорошо можете понимать, какими такими процентами можетъ уплатить такая хорошенькая дамочка, какъ вы… Этимъ-же вы можете уплатить и капиталъ. Въ васъ самой капиталъ… — говорилъ онъ, обернулся, не подслушиваетъ-ли ихъ кто, и продолжалъ:- Капиталъ вотъ въ этихъ маленькихъ ручкахъ… вотъ въ этихъ губкахъ, въ блестящихъ глазкахъ.

Она слушала и беззвучно шевелила губами. На лиц выступили красныя пятна. Онъ не останавливался и говорилъ:

— Если вы мн этими драгоцнностями уплатите, то я вамъ сейчасъ-же дамъ сто пятьдесятъ рублей и ужь никакой мн росписки не надо. Подемте въ ресторанъ къ татарамъ и тамъ я вамъ вручу полтораста рублей.

На губахъ ея показалась пна. Сама она прижалась къ стн, чтобы не упасть, и прошептала:

— Подите вонъ… Вы мерзавецъ… Уходите… Вы подлецъ.

Онъ вздохнулъ и взялся за шляпу. Съ губъ его все еще не сходила плотоядная улыбка.

— Знаете что… — проговорилъ онъ. — Если такъ просятъ деньги у человка, которого только сейчасъ увидали, и даже не знаютъ, кто онъ, какъ его зовутъ, то значитъ деньги ужъ, въ самомъ дл, очень нужны, нужны до зарзу, какъ вы выразились. Я ухожу, но на всякій случай оставляю мою карточку. Можетъ быть, вы подумаете, сообразите и согласитесь на мои условія. Вотъ моя карточка.

Онъ бросилъ ее на столъ и направился къ выходной двери, но тотчасъ-же обернулся и прибавилъ:

— Я вдовъ, живу одинъ, и пріздъ вашъ ко мн нисколько васъ не скомпрометируетъ. Прощайте… Подумайте.

— Вонъ, вонъ… мерзавецъ… — еле прошептала она, спускаясь на стулъ.

Въ глазахъ ея опять помутилось.

Онъ вышелъ изъ комнаты.

* * *

Она опять пришла въ себя. Старая нянька примачивала ей виски одеколономъ, а на голов держала холодный компрессъ.

— Что это такое, матушка-барыня, съ вами? Пріхали — лица на васъ не было, а тутъ ужъ и дурнота… Прилягьте, матушка, Анна Савельевна. Пойдемте, я васъ положу на постельку, — говорила нянька и повела барыню въ спальню.

Но Анн Савельевн не лежалось. Она тотчасъ-же поднялась съ постели. Все происшедшее проносилось передъ ней какъ въ чаду. Сердце болзненно сжималось. Въ голов проносились проигравшія на скачкахъ лошади, на которыхъ она такъ разсчитывала, что он дадутъ ей хорошій выигрышъ, мелькала фигура осанистаго пожилого господина, привезшаго ее со скачекъ, его срая шляпа, блый жилетъ, черный галстукъ съ черными горошинами и воткнутая въ галстукъ крупная жемчужина съ вид булавки. Карточка это, брошенная имъ на столъ, мозолила Анн Савельевн глаза.

— Гнусный человкъ! — проговорила она вслухъ съ негодованіемъ. — Посл такого подлаго предложенія сметъ еще карточку свою оставлять!

Она схватила карточку, хотла разорвать ее, не читавши, и выбросить, схватила ее, во «остановилась и прочитала. На карточк стояло: „Климентій Аркадьевичъ Елтухъ-Чопоровскій“. Былъ на карточк и адресъ: Фурштадтская, домъ такой-то.» Она съ негодованіемъ отбросила отъ себя карточку, бросилась въ дтскую, схватила изъ рукъ няньки ребенка и стала его цловать и прижимать къ своей груди. Она заплакала.

Вошла кухарка съ засученными по локоть рукавами платья и сказала:

— Нездоровится, вамъ, барыня? Простудились. Это бываетъ. Покушать-бы вамъ… Вдь ужъ пора. А пообдаете, такъ и прилечь… дой да сномъ иногда все проходитъ. Винца выкушайте малость.

— Да скиньте вы съ себя, барыня, платье-то и надньте капотикъ, — прибавила въ свою очередь нянька. — Шутка-ли, цлый денъ въ корсет! Везд надпираетъ и все эдакое…

Нянька помогла барын переодться. Кухарка накрыла на столъ.

Переодваясь, Анна Савельевна думала:

«Золотые- часы съ цпочкой… Браслетъ — подарокъ Сержа, когда я была еще невстой, и деньги, которыя онъ прислалъ для уплаты за квартиру — все прахомъ въ три дня пошло»…

Она сла за столъ, но сть ей не хотлось. Хлебнула она дв ложки супу и положила ложку на столъ. Былъ битокъ въ сметан. Она поковыряла его вилкой и оставила. Разрзала огурецъ и тоже сть не могла. Кухарка подала кисель, но она ужъ встала изъ-за стола.

«Сто пятьдесятъ рублей… Сто пятьдесятъ рублей въ два дня исчезли… А вдь эти деньги еще пять дней тому назадъ нужно было заплатить за зимнюю квартиру. Срокъ уже истекъ… И часы, часы золотые…» мелькало у ней въ голов. «Боже мой! Что только будетъ, когда Сержъ вернется! Какъ я ему объявлю! Какъ я ему скажу!»

— Ужасъ! Ужасъ! — прошептала она вслухъ и закрыла лицо руками.

— Прилягьте вы, матушка-барыня… — приставала къ ней нянька.

Анна Савельевна прилегла, но не лежала и четверти часа. Она встала, подошла къ туалетному столику, вынула изъ шкатулки письмо мужа и начала его перечитывать. Письмо лежало въ денежномъ конверт съ пятью сургучными печатями.