Современная язва

— Святители! Угодники! Что-же это такое! Кто-то у насъ стрляетъ! Охъ, моченьки моей нтъ! Стрляетъ!

Но загремлъ и третій выстрлъ, глухо раздаваясь въ корридор.

Въ комнат Эмиліи Францевны звонко залаяла собаченка. Въ корридоръ начали выскакивать жильцы. Первымъ выскочилъ статскій совтникъ, старикъ Двигаловъ. Онъ былъ въ халат, въ туфляхъ и забылъ даже надть парикъ на голое темя, который обыкновенно носилъ. Онъ брился у себя въ комнат и одна щека его была даже еще въ мыл.

— Что это: стрляютъ? Жильцы стрляютъ? Послушайте! Это-же невозможно…

Выбжала и квартирная хозяйка Эмилія Францевна Ваухъ. Она была въ юбк, въ ночной блой кофточк, въ папильоткахъ, и одна изъ бровей ея была размазана по лбу.

— Gott im Himmel! — кричала она. — Кто это стрляйтъ? Разв можно стрляйтъ на квартира! Анисья! Гд ты?

— Охъ, матушки мои! Охъ, батюшки мои! — раздавалось изъ кухни. — Ноженьки мои! Рученьки мои! Вдь чуть самоваръ не выронила!

Быстро отворилъ дверь молодой жилецъ Коклюшкинъ въ сренькой пиджачной парочк и опрокинулъ дверью стоявшій около нея самоваръ. Кипятокъ полился по полу, но Коклюшкинъ перескочилъ черезъ самоваръ и черезъ лужу и бросился къ Эмиліи Францевн.

— Гутъ моргенъ, — сказалъ онъ ей. — Знаете, вдь тутъ непремнно какое-нибудь несчастіе. Это стрлялъ чиновникъ, мой сосдъ. Наврное что-нибудь произошло, Эмилія Францевна.

— Охъ, что вы! — съ испугомъ проговорила нмка и схватилась за сердце.

— У Подшмыгина, вы думаете? — спросилъ старикъ, статскій совтникъ, подходя къ нимъ.

— У него, у него… Я-же вдь слышалъ. Это рядомъ со мной… Три выстрла…

Изъ полуоткрытыхъ дверей, находящихся рядомъ съ дверью Эмиліи Францевны, выглянула голова учительницы музыки, пожилой двицы Голубаевой. Голубаева была въ ночномъ чепц и съ испугомъ говорила:

— Боже мой!.. Неужели онъ покончилъ съ собой? Неужели онъ покончилъ съ собой? Неужели онъ застрлился! Онъ съ недлю былъ мраченъ и не разговаривалъ ни съ кмъ…

— Надо постучаться къ Подшмыгину, и тогда все будетъ извстно, — говорилъ старикъ статскій совтникъ, шмыгая туфлями по корридору.

— Надо, надо… Непремнно надо… — прибавилъ Коклюшкинъ, но самъ не двигался, — Эмилія Францевна, вы, какъ хозяйка, обязаны…

— Охъ, нтъ! Я не могу! Я боюсь! — замахала руками нмка.

— Я думаю прежде всего надо послать за полиціей… — совтовала высунутая изъ дверей голова учительницы музыки.

— А вообразите, что ничего не произошло, такъ зачмъ-же кавардакъ длать? — отвчалъ статскій совтникъ. — Можетъ быть, онъ просто такъ… — шалилъ… или въ нетрезвомъ вид… Долженъ вамъ замтить, что я въ корридор сколько разъ видлъ его изрядно и изрядно хватившимъ и покачивающимся на ногахъ. Мало-ли что съ пьяна длается!

— Позвольте… Но вдь теперь утро… — замтилъ Коклюшкинъ.

— Эхъ, молодой человкъ! Ужъ кто пристрастившись къ этому зелью, тотъ и съ утра… Эмлія Францевна, вы должны, какъ хозяйка, постучать въ дверь и окликать его. Если онъ не подастъ голоса…

— Нтъ, нтъ, я не могу! Я пужа… Я… Я пугайтъ… боюсь… — опять замахала руками нмка. — Пускай Анисья… Анись! — крикнула она.

Изъ кухни въ глубин корридора показалась нсколько оправившаяся уже отъ испуга кухарка. Она шла, держа руки подъ передникомъ, и бормотала:

— Милая барынька… Что-жъ это такое у насъ случилось-то! Въ комнатахъ палятъ. Ай-ай… Тутъ бда, непремнно бда какая-нибудь. Еще вчера вечеромъ, когда я пришла къ нему убирать самоваръ, онъ мн сказалъ: «завтра утромъ ты мн самовара не подавай. Мн не придется чай пить».

— Сказалъ: мн не придется чай пить? — быстро спросилъ прислугу статскій совтникъ.

— Какъ передъ иконой говорю, сказалъ, — вздохнула кухарка.

— Ну, такъ ты обязана и постучать къ нему въ дверь. Если онъ не откликнется…

— Нтъ, баринъ… Хоть заржьте меня, не могу. Боюсь. Стучите сами.

— Я охотно бы постучалъ, моя милая, но это не мое дло.

— Да что-жъ тутъ такого? Давайте, я постучусь, — отозвался Коклюшкинъ.

— Оставьте, оставьте… Вы можете быть черезъ это привлечены къ длу, если тамъ несчастіе! — говорила голова учительницы музыки, все еще торчавшая изъ дверей.

Но было уже поздно, Коклюшкинъ стучалъ въ дверь и кричалъ:

— Господинъ Подшмыгинъ! Господинъ Подшмыгинъ! Вы здоровы!? Подшмыгинъ!

Отвта не было никакого.

— Подшмыгинъ! Откликнитесь-же! Мы должны знать, благополучно-ли у васъ? — пробасилъ статскій совтникъ.

Но въ комнат безмолвствовало.

— Конецъ! Посылайте за дворникомъ… Надо разломать дверь, — сказалъ Коклюшкинъ хозяйк.

Та схватилась за голову.

— Ахъ, да неужели-же такое несчастіе! Mein Gott! — прошептала она, ударила кулакомъ въ дверь и закричала:- Подшмыгинъ! Голубчикъ! Вы живъ? Дайте отвтъ.

Начали гремть дверной ручкой, стат&кій совтникъ нсколько разъ ударилъ въ дверь каблукомъ, его-же, Подшмыгина, сапога, которые были выставлены съ вечера за дверь для чистки, но изъ комнаты не раздалось ни звука.

— Анись! иди за полиціей… — сказала Эмилія Францевна.

— Позвольте, позвольте… Прежде всего надо за дворникомъ, а ужъ онъ потомъ призоветъ полицію, — заговорили жильцы. — Анисьюшка! Позови старшаго дворника.

Анисья бросилась на кухню.