Современная норвежская новелла

Мубек приберег для лакировочных работ один день от отпуска. Вдвоем они шпаклевали щели. Попутно обсудили, как образовались новые черные точки и что следует предпринять, чтобы в дальнейшем это не повторялось. Мазали от середины, каждый по направлению к своей двери. Когда вечерние сумерки прокрались в комнату через открытое окно, паркет был весь, полностью отлакирован. Блестящая гладь простиралась перед ними. Мубеки упали друг другу в объятия — всего на мгновение, а потом фру пошла на кухню варить кофе.

— Поди-ка сюда, — позвала фру Мубек мужа на следующее утро. — Смотри, что это там такое коричневатое, с пятак величиной, какое-то потемнение, откуда оно, мы же только-только положили новый лак?!

Она стала рвать на себе волосы, горе ей, ведь ее обязанность — держать пол в чистоте, а теперь муж вправе считать, что она отлынивает, в то время как сам он всегда, во всем неукоснительно выполняет свой долг. Так пусть он видит, она не хочет ничего скрывать, пусть он видит ее позор!

— Ах, дорогая, — ответил он ей, — ах, дорогая! Я и сам огорчен. Пятно действительно совершенно неприличное, его отчетливо видно, когда знаешь, что оно там есть, а мы ведь с тобой знаем. Пускай даже другие его не видят, от этого не легче, мы-то знаем о нем и видим его — теперь все мысли будут вертеться вокруг этого коричневого пятна, всю радость оно нам испортит. Но ты, жена, ни в чем не виновата! Это случайность, какое-то насекомое ночью увязло в лаке и сдохло, вот тут что, по-моему, произошло, непредвиденный несчастный случай — в жизни таких полным-полно!

Мубек был по натуре философ, но только, что греха таить, оптимистом он не был.

Паркет! Сильнее день ото дня завладевал он всеми их помыслами. Так уж получилось — с тех пор как они обнаружили темноватое пятно, — что, стоило им только оторваться от паркета, у них душа была не на месте. Они жили и дышали им, берегли его как зеницу ока. Всем на свете они бы пожертвовали ради его безупречного совершенства. Для супругов Мубек паркет сделался их болью и отрадой, альфой и омегой, началом и концом всего их бытия.

Казалось бы, покрыв его заново лаком, Мубеки могли вздохнуть свободнее: они ли не исполняли свой долг перед паркетом, сделав для него все, что было в человеческих силах? Но нет, чета Мубек была у своего паркета в неоплатном долгу. Увы, даже к войлочным тапкам может что-нибудь пристать. В этом мире никогда не знаешь, откуда ждать беды, проверяй не проверяй тапки перед тем, как надеть: ведь случилось же раз, что крохотная щепочка валялась, невидимая простым глазом — подобно тому как раковая опухоль может благодаря своему расположению быть недоступна рентгеновскому просвечиванию, и из-за этого пациент с опозданием ложится под нож хирурга, — вот так же, стало быть, валялась щепочка, и фру Мартинсен, сестра фру Мубек, занесла ее на тапке в комнату, следствием чего явилась царапина, не бог весть какая большая, но все же царапина, тут ведь дело-то не в величине. С тех пор чета перестала общаться с фру Мартинсен. Для фру Мубек утрата была особенно ощутима. Временами она забывалась — как вот теперь, когда они перекрыли паркет лаком, она забылась и сказала:

— Скорее бы Ольга его увидела!

На что Мубек строго возразил:

— Вспомни, что было в прошлый раз!

Фру Мубек вспомнила и умолкла. Царапина есть царапина. Теперь они ее замазали лаком. Но она никуда не делась. Царапина была, пожалуй, даже хуже, чем коричневатое пятно от насекомого, если конечно, это было насекомое. Царапина ранит в самое сердце, она терзает и выматывает душу. Но понять это способен лишь тот, кто сам надлежащим образом относится к паркету.