Современная поэзия. Международный альманах №1

Девлет-Гирей шел на Москву.
Разбойничьему естеству
Его – потомка Чингисхана —
Казалась рубежей охрана
Российских вовсе не страшна:
Неурожай, тиф и чума;
Ополовинена страна —
Навстречу шла судьба сама.
И крымский хан все это знал,
Казань и Астрахань мечтал
Отнять, занять московский трон.
Десятки тысяч двинул он.
А вскоре в битве Молодинской
Разбит был князем Воротынским,
И в бегстве бросил весь обоз —
Хан шел надолго и всерьез.
С остатком войска мчался в Крым,
Войсками русскими гоним.
Все ж ускакали от погони —
Не знали устали их кони.
И думал хан о русском троне,
О не доставшейся короне,
В боях повыбитой родне,
И о загадочной стране:
«А год назад не так все было.
На Русь ходил я с меньшей силой —
Москву успешно осадил
Посады все испепелил,
Настал и города черед —
Пожаром страшным завершил
Победоносный свой поход.
Тьму пленных в Крым пригнал, но вот
Мне так на днях не повезло!
И столько войска полегло!
Хоть вновь близка была Москва!
И конница моя резва!
Не взяли русских на испуг.
Убиты зять, два сына, внук.
Ведь сам султан не возражал
Селим Второй и пушки дал,
Семь тысяч янычар лихих —
Спят вечным сном во мхах сырых».
В татарского вторженья дни
Погибли не одни они.
Гирей мужское населенье,
Почти всех – меч кто мог носить —
Сумел в той битве погубить,
В Крыму подвергся осужденью.
Хан в незавидном положеньи,
Решив ва-банк сыграть в смятеньи,
Гонца к царю Ивану шлет,
А с ним письмо передает,
В котором в дружбе заверяет,
Союз России предлагает,
И просит Астрахань одну,
А не отдаст – тогда войну —
На Сигизмунда намекает.
На свете короля уж нет —
Девлет-Гирей еще не знает.
Холодный получил ответ.
Ни Астрахани, ни Казани
Хан не получит, также дани
Большой для Крыма просто нет.
Хан больше и не помышлял
Идти войною на Россию,
Хоть сыновей и снаряжал
Набеги делать небольшие.
И больше не пытался он,
Разгромом страшным впечатлен,
Отторгнуть Астрахань с Казанью;
Довольствовался малой данью —
Все ж лучше мир худой войны —
И вскоре умер от чумы.

Снискал он «славу» не в бою …

Снискал он «славу» не в бою,
Позором голову свою
Покрыл убийством на дуэли —
остановить-то не успели.
Убил же из-за пустяка —
На друга поднялась рука.
А было бы ему известно,
Тогда, что двести лет пройдет,
А все же Лермонтова место
Никто уж больше не займет —
Не стал бы он стрелять? Как знать?
Об этом можно лишь гадать.

Нет, он не Байрон …