Итак, две привлекательные стороны утилитаризма — это соответствие нашей интуиции о том, что благополучие людей важно, и интуиции о том, что правила морали надо проверять на их последствия для блага людей. И если мы принимаем оба эти положения, то представляется, что утилитаризм вытекает из них гочти неизбежно. Если благополучие людей есть благо, о котором заботится мораль, то тогда, конечно, морально наилучшим действием будет тс, которое максимизирует благополучие людей, придавая равное значение благополучию каждого человека. Те, кто верят в истинность утилитаризма, убеждены, что любая теория, отрицающая любую из этих двух интуиций, должна быть ложной.
Я согласен с этими двумя фундаментальными интуициями. Если и есть способ поставить под сомнение утилитаризм, то он будет не в форме их отрицания. Успешный вызов утилитаризму должен будет продемонстрировать, что какая-то другая теория лучше их реализует. Я буду утверждать далее, что есть другие теории, которые именно таковы. Но сначала мы должны пристальнее посмотреть на то, что же такое утилитаризм.
Утилитаризм можно разложить на две части: характеристика блага людей, или «полезности», и предписания, как максимизировать полезность, таким образом определённую, придавая равное значение пользе каждого человека.
Именно второй пункт является отличительной чертой утилитаризма, и он может сочетаться с различными ответами на первый вопрос. Так что наше окончательное суждение об утилитаризме будет зависеть от оценки второго утверждения. Но начать необходимо с рассмотрения различных ответов на первый вопрос.
2. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЛЕЗНОСТИ
Как следует нам определить благополучие людей, или полезность? Утилитаристы традиционно определяют полезность через счастье — отсюда распространённый, но обманчивый лозунг «наибольшее счастье наибольшего количества людей»5
. Но не каждый утилитарист принимает такое «гедонистическое» понимание благополучия людей. На самом деле можно выделить как минимум четыре подхода к решению этой проблемы.Первый подход и, возможно, самый влиятельный в утилитаристской традиции, заключается в том, что переживание или ощущение удовольствия есть главное благо людей. Это единственное благо, которое является целью в себе, а все остальные блага суть средства его достижения. Бентам, один из основателей утилитаризма, является автором знаменитого высказывания о том, что «пушпин* так же хорош, как и поэзия», если дает такую же интенсивность и продолжительность удовольствия. Если мы предпочитаем поэзию пушпину, если мы думаем, что это более ценная возможность провести время, то это потому, что поэзия даёт нам больше удовольствия.
Это сомнительное объяснение того, почему мы предпочитаем одни виды деятельности другим. Это клише но, видимо, истинное, что для поэтов писать стихи — часто болезненное и разочаровывающее занятие, но тем не менее они считают его ценным. Это также относится и к чтению поэзии — мы часто находим поэзию расстраивающей, а не приносящей удовольствие. Бснтам мог бы ответить, что счастье писателя, как и мазохиста, как раз и заключается в этих по видимости неприятных ощущениях. Возможно, поэт действительно находит удовольствие в мучениях и фрустрации.
Я сомневаюсь в этом. Но нам не нужно решать этот вопрос, ибо Роберт Нозик выдвинул ещё более сильный аргумент против гедонизма благополучия ((Nozick 1974:42-45; Нозик 2008],ср. [Smart 1973: 18-21]). Он просит нас представить, что нейропсихологи могут подсоединить нас к машине, которая вводит нам наркотики. Эти наркотики вызывают состояния сознания, полные наибольших удовольствий, каких только можно представить. Если бы удовольствие было нашим наибольшим благом, мы все добровольно вызвались бы подсоединиться к такой машине на всю жизнь, чтобы постоянно получать инъекции и не чувствовать ничего, кроме счастья. Но, конечно, только очень немногие люди добровольно пошли бы на это. Это не только далеко не лучшая жизнь, но вряд ли жизнь вообще. Не только далеко не самая стоящая жизнь, но, как сказали бы многие люди, это жизнь, проведённая впустую, лишённая ценности.
На самом деле многие люди предпочли бы смерть такой жизни. Многие люди в Соединённых Штатах подписывают завещания, в которых требуют, чтобы, если не будет надежды на выздоровление, их отключили бы от систем поддержания жизни, даже если эти системы могут снять боль и вызвать ощущение удовольствия. Лучше быть в таком случае мёртвым или нет, но, конечно, лучше находиться не под воздействием наркотиков, делая то, что мы считаем стоящим в этой жизни. И пока мы надеемся, что будем счастливы, делая такое дело, мы не будем принимать наркотики даже ради гарантированного счастья.