Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Гердер полагал, что единственной рациональной формой правления является национальное государство, создаваемое на основе народа. Он отвергал имперские формы правления, считая их искусственными, работающими подобно «государственным машинам» и потому обреченными на распад по истечении какого-то времени. Если для Руссо языки были всего лишь средством коммуникации, то по Гердеру, языки обладают внутренней ценностью, как выражение культуры народа. Именно в языке германского народа присутствует латентная гениальность.

Разумеется, этих взглядов недостаточно для создания полной теории национализма. Гердер был прежде всего философом истории и литературным критиком, а не политическим философом. Тем не менее его вклад в становление доктрины национализма был весьма существенным. Он не только внес в лексикон само слово «национализм», но и подробно обосновал значение эмоциональной привязанности к конкретной культурной группе, а также желательность, чтобы политическая власть основывалась на таких группах, тем самым заложив основы теории национального государства.

В любой оценке главных вех развития националистической мысли одно из наиболее важных мест занимает другой немецкий мыслитель — Фихте. Именно он, один из видных немецких философов начала ХК столетия, внес в теорию национализма элементы национальной гордости, вербальной агрессии и мессианского политического видения, присущих сегодня речам всякого политика, придерживающегося националистических воззрений.

Зимой 1807/08 г., после поражения Пруссии от армий Наполеона в 1806 г., Фихте в качестве первого профессора философии Берлинского университета прочитал серию публичных лекций, опубликованных впоследствии под названием «Обращения к германской нации». Их очевидной целью было поднять моральный дух его аудитории и побудить немецкий народ или, по крайней мере, немецких интеллектуалов взять на вооружение чувство национальной миссии.

Фихте вслед за Гердером указал, что язык — адекватное основание для формирования нации, но он выразил эту точку зрения в эмфатическом ключе, в то время как Гердера отличал скорее рефлективный и условный подход. «Нет никакого сомнения в том, — писал Фихте, — что где бы ни сформировался отдельный язык, там существует и отдельная нация, которая обладает правом независимого суждения о своих делах, а также правом управления».

Более того, немецкий язык обладает особыми качествами, предопределившими специфичность немецкой культуры. Это чистый и естественный язык, германцы говорили на нем на протяжении всей истории, и это создает для них ряд преимуществ по сравнению с народами, языки которые берут начало из латыни, например французами, итальянцами и испанцами, не говоря уже о народах, говорящих на «варварских» языках, например англичанах. Очевидно, что Фихте сделал немаловажный шаг в сторону от терпимого историцизма Гердера.

«...Национальные феномены имеют, на мой взгляд, двойственный характер: в главном они конструируются "сверху", и все же их нельзя постигнуть вполне, если не подойти к ним "снизу", с точки зрения убеждений, предрассудков, надежд, потребностей, чаяний и интересов простого человека, которые вовсе не обязательно являются национальными, а тем более националистическими по своей природе».

Эрик Хобсбаум. Нации и национализм после 1780 года

Но Фихте пошел еще дальше, провозгласив, что существует непосредственная связь между языком, культурой и достижениями нации. Уже в Средние века, писал Фихте, если оставить в стороне некоторые районы Италии, «германские бюргеры были цивилизованными людьми, а другие — варварами». Ближе к нашему времени немцы снова показали свое превосходство над другими европейцами, возглавив Реформацию церкви. Освобождение от внешней власти позволило раскрыть возможности для немецкой философской мысли, нашедшей свое наивысшее выражение в трудах Лейбница и Канта: «Следующий шаг вперед, который мы должны сделать по плану вечности, — воспитать нацию в направлении совершенного человека...» При этом взгляды Фихте на образование были весьма авторитарны и существенно отличались от идеалистического проекта Руссо в «Эмиле»: германец, получивший такое образование, т.е. научившийся превращать свободу собственной воли в почву, станет человеком, превосходящим других, ибо будет обладать духовностью и аристократизмом, недостижимыми для других народов, он будет одержим своей миссией и будет готов отдать за нее жизнь: