Современная португальская новелла

Кофе и домашней настойки ему хватало с головой. Когда кафе заполнялось, он только больше сутулился и больше хромал. Величайшим наказанием для него было выбираться из-за стойки. Кто-то хлопнул в ладоши. Зовут? Ну и пусть. Надо сказать, что только новички позволяли себе подзывать его хлопком в ладоши, и он не спешил срываться с места. Дюжины посетителей было достаточно, более чем достаточно, чтобы вывести его из терпения. Когда по соседству почти одновременно закрылись два кафе, часть их завсегдатаев перебралась к сеньору Лиме. Их было немного, но все-таки. Вывески у сеньора Лимы не было, никто не знал, как называется его кафе. Даже мы, хотя посещали его уже довольно давно. Прохожий мог заглянуть сюда только по чистой случайности. Сеньору Лиме это было на руку. Если кто-нибудь все-таки заходил, то, выжидательно оглядевшись, присесть все же не решался. Старые столы, изъеденная жучком стойка, пустые полки, застеленные газетами, и этот человек, уже пожилой, в одной рубашке или в вязаном жилете, лысый, на вид пенсионер, и неудобные стулья, нелепые, жесткие, как камень…

Тот, кто вошел сюда в поисках уютного местечка, поворачивался и исчезал. А тот, кто решался войти, тратился здесь только раз и больше никогда не возвращался. Но студентам нравилось это тихое убежище, здесь никто их не беспокоил и не было объявлений, вроде: «После двенадцати заниматься запрещается». Вот и перекочевало сюда несколько студентов из закрывшихся кафе. Все здесь было скромно, почти скудно, зато сеньор Лима ценил этих посетителей, приходивших заниматься или писать. Больше того: его устраивали студенты. Это была спокойная публика — студенты приходили, спрашивали чашечку кофе и уже не мешали ему. Вечером они спрашивали еще по одному кофе и пирожков. Они не создавали никаких неудобств. Не докучали ему. При них он мог спокойно отдохнуть, прожевать свой обед, который сам готовил на керосинке, мог с трех до пяти тихо и праздно сидеть за стойкой. Иногда он засыпал, я нарочно следил за ним. Однако случались и неожиданности. Но об этом позже.

Именно в то время клиентура сеньора Лимы начала расти, а я стал заходить к нему почти всегда по пятницам и субботам. Тогда-то меня и заинтересовал этот человек: кофе он подавал в чайных чашках с другими блюдцами и объявил войну холодильникам, пирожки у него были только одного сорта, пива не было вовсе, бренди же только изредка, а особой гордостью его был большой выбор настоек, и прежде всего настойка собственного изобретения, про которую он с такой уверенностью заявлял: «Кто попробовал ее хоть раз, обязательно захочет еще, не пройдет и месяца», он за стойкой читал газеты, выписывал счета, обедал и спал после обеда — тоже за стойкой. Завсегдатаи уже знали его привычки. Во время послеобеденного отдыха тревожить его было нельзя. Только после пяти, а то и позже. Тогда он снова выступал на сцену. Потягивался, протирал глаза, сплевывал, откашливался — и вот уже снова был готов. Потом, выполнив программу этой части дня, снова затихал за стойкой.

Каким-то образом количество посетителей все увеличивалось, и это его раздражало. Заведенный порядок нарушался. Надо было бороться с этим, иначе вся его жизнь пойдет вверх дном. Обслуживаешь одного, обслуживаешь другого, бежишь к кофеварке, крутишь ручку — тр-тр, — чтобы не упало давление, и только соберешься чуточку отдохнуть, как застекленная дверь опять скрипит. И так целый день, кто же это выдержит. И вот я замечал, как он выбирается из своего убежища и с решительным видом становится в дверях. Через некоторое время появлялись какие-то два типа и с ними две дамочки. Да разве я не сам себе хозяин, как-никак времена рабства прошли. «Что вам угодно?» Что угодно? Хорошенькое дело, разве это не кафе? Или они ошиблись? «Да, это кафе, но ни кофе, ни напитков здесь нет. Кофеварка сломалась, а напитки все кончились. Вон рядом великолепное заведение, и обслуживают там прекрасно».

Но не мог же он, да и не хотел провести всю жизнь в дверях, преграждая путь непрошеным клиентам. И вот он опять прилип к стулу, а дверь закрыл на засов. «Вот что мне нужно», — пробормотал он, и кое-кто его слышал. «Вот что мне нужно» — зато никаких посетителей. Случайные люди, бог знает чего хотят. Пирожки такие, сэндвичи этакие, галлон того, галлон невесть чего, один напиток, другой напиток, и так без конца, да они святого из терпения выведут. Похоже, люди никак в толк не возьмут: не затем он здесь сидит, чтобы разбогатеть. Он предпочитает отдыхать, ну, и кое-какое дело иметь, не слишком обременительное. Вот так-то, черт побери. Его вполне устраивали постоянные посетители. Студенты и несколько писателей, которые являлись сюда после обеда пережевывать свою скуку. Эту лиссабонскую скуку, вернее, национальную.

Тем временем отбойные молотки делали свое дело в соседнем доме. Угроза нависла над сеньором Лимой, заглядывала ему в глаза. «Однажды нам придется перебраться отсюда, сеньор Лима». Но, кажется, мы ошибались. «Они бы рады, да ничего из их планов не выйдет».