Современная венгерская пьеса

Д ю к и ч (отталкивает фельдфебеля). Я сам расплачусь за их гибель. Часа не проходит, чтобы я об этом не вспомнил… После той роковой автоматной очереди хотел покончить с собою. Но нет! Надо расплатиться! Вот почему я решил идти на штурм лагеря! Не вам быть моим судьей, только им!

П е т р а н е к (подходит к Дюкичу). Дайте и мне фауст-патрон!

Б о д а к и. Ты не искушен в этом деле.

П е т р а н е к. Я целый год служил унтер-офицером инструктором. Нет такого оружия, с которым я не умел бы обращаться.

Ш а й б а н. В таком случае почему ты очутился в лагере?

П е т р а н е к. Когда я уже находился на фронте, меня настиг приказ военного коменданта завода и меня перевели в штрафную роту, поскольку я был профуполномоченным. (Дюкичу.) Но поначалу, как и тебе, мне пришлось стрелять в них. Под Горловкой подбил фауст-патроном один Тэ-тридцать четыре.

Б о д а к и. С одного выстрела?

П е т р а н е к. Да.

Б о д а к и. Вот это да! Неплохо!

П е т р а н е к. Но я не хотел! Мне хотелось дожить до этого дня о чистой совестью! Но наши правители коварно всячески изощрялись, стараясь замарать любого, кто не хотел поднимать руку на Советы!

В о н ь о (уставившись на него, хохочет). Господин капитан! Они влипли в скверную историю, так же как и мы. Прежде они нас побаивались, а теперь оправдываются друг перед другом… Но обелить себя вам будет отнюдь не легко! Какие же вы дураки, Дюкич! Думаешь, русские вам поверят?

Д ю к и ч. Мы объяснимся начистоту, а правде они должны поверить.

Ш а й б а н. Но я не уверен, что они простят. Ты плохо знаешь людей. Чрезмерная откровенность, прямодушие нередко их настораживают, делают еще более недоверчивыми…

Явление четвертое

А л м е р и (входит довольный). Удалось приободрить людей, уже не вешают носы.

М о ж а р. Господин капитан! Внизу зашевелились нилашисты.

Б о д а к и. Уж не вывозят ли они награбленное?

А л м е р и. До отправки эшелонов у нас осталось тридцать минут. Пора точно скоординировать взаимодействие подразделений роты. (Подходит к карте.)

Д ю к и ч. В одной-единственной роте осуществляется то, чего невозможно было добиться в масштабах страны, — национальное единство. В составе роты есть кадровый офицер, студент-медик, рабочий, пастух, ряд опытных специалистов, крестьянин, кельнер, есть среди нас католик, реформат, евангелист, баптист, иудей и даже один словак. Да, кстати, где он?

М о ж а р. Пошел на кухню. Фориш потчует его салом.

П е т р а н е к. Я один пойду на штурм лагеря, мой товарищ тяжело болен.

Х о л л о. Эти несколько часов я тоже как-нибудь выдержу!

А л м е р и (Дюкичу). Сбегай за Редецки, пусть осмотрит этих двоих.

Дюкич направляется к месту, где сидит Редецки.

Б о д а к и. Кто отощал, да у кого здоровье неважное, пусть сидит себе и не ерепенится.

П е т р а н е к. Я имею право драться с немцами!

Ш а й б а н. Вы не зачислены в личный состав роты. Я не могу выдать вам никакой экипировки.

Х о л л о. Мы просим только оружие.

В о н ь о. Это самый щекотливый вопрос. К тому же надобно бы потолковать с людьми, примут ли они вас в свою компанию. Но теперь уж недосуг заниматься разговорами.

Х о л л о. Вот, оказывается, где собака зарыта! Мы вам не нужны!

А л м е р и. Вы свободны, никто вас не тронет — разве этого недостаточно?

П е т р а н е к. Не сегодня-завтра все мы попадем в плен к русским. Что ж, нам тогда отмежеваться от вас? Неужели взаимному отчуждению никогда не будет конца?

Б о д а к и. Не будем тянуть время. Иди сюда, Ициг, нанеси на карту расположение третьей вышки.

Х о л л о. Меня зовут Геза Холло.

Б о д а к и. Неужто ты обиделся?

Явление пятое

Редецки встает, позади него стоит Дюкич.

Р е д е ц к и. Я сию минуту осмотрю их, господин прапорщик!

А л м е р и. Успеется. Я не очень-то уверен, что они смогут принять участие в вылазке.

Х о л л о. Это уже решено?

Б о д а к и (протягивает ему карандаш). Ну, шевелись!

Холло смотрит на офицеров, затем наносит на карту условное обозначение сторожевой вышки.

Вот и отлично. Откуда ты знаешь условные обозначения военной топографии?

Х о л л о. Я был лейтенантом запаса.

Б о д а к и. Вы?

Ш а й б а н. Как давно ты в лагере?

Х о л л о. Третий год.

Б о д а к и (протягивает руку). Не будем ссориться! Помирились?

Х о л л о (пожимает ему руку). Да. Можем идти?

Б о д а к и. Этого я не сказал. Вы хоть и были офицером, но все-таки еврей.

Х о л л о. Вы спасли мне жизнь, за это я премного благодарен. Но зачем вы меня унижаете?

Б о д а к и. Если хотите знать, я с немцами порвал не из-за вас. Мне они осточертели, я их всех бы перебил! Но ради еврея я не стану рисковать своей шкурой.

Д ю к и ч. Подумай, что ты говоришь. Большинство заключенных тоже евреи.