Современная жрица Изиды

Если это къ Hartmann'у не лежитъ ваше сердце, то въ этомъ вы правы. Этотъ ужасный человкъ сдлалъ мн больше зла своимъ заступничествомъ и часто фальшью нежели Куломбы своей открытой ложью. Онъ то защищалъ меня въ газетахъ, то писалъ такіе «экивоки», что даже враждебныя мн газеты только рты отворяли, замчая: «вотъ такъ другъ!» Онъ одинъ день защищалъ меня въ письмахъ къ Юму и другимъ теософамъ, то намекалъ на такія гадости, что его корреспонденты вс пошли противъ меня. Это онъ сдлалъ Ходжсона посланнаго Психическимъ Лондонскимъ обществомъ длать въ Индіи слдствіе о феноменахъ — врага вмсто друга чмъ онъ прежде былъ. Онъ циникъ, лгунъ, хитеръ и мстителенъ и его ревность къ «хозяину» и зависть ко всякому, на кого хозяинъ обращаетъ малйшее вниманіе просто отвратительны! Изъ преданнаго намъ Judje'а, посланнаго Олкоттомъ изъ Парижа въ Адьяръ, онъ сдлалъ намъ врага. Онъ возстановилъ противъ меня одно время всхъ Европейцевъ въ Адьяр, Лэнъ Фокса, мистера и мистриссъ Оклэй, Брауна, не могъ только возстановить однихъ индусовъ, которые его ненавидятъ и давно поняли. Теперь, мн же пришлось спасать «Общество» отъ него, согласясь подъ предлогомъ, что онъ докторъ, взять его съ собою. Общество и первый, Олкоттъ, такъ его боялись что не смли даже выгнать. И все это онъ длалъ чтобъ завладть одному мною, высосать изъ меня, пока я еще жива все что я знаю — недопускать Субба-Рао писать со мною «La doctrine secr`ete», а самому ее писать подъ моимъ руководствомъ. Но онъ очень ошибся. Я его привезла сюда и объявила, что писать теперь The secret doctrine совсмъ не буду, а буду писать для русскихъ журналовъ, я отказалась сказать ему хоть одно слово объ оккультизм. Видя что я поклялась молчать и учить его не буду, онъ ухалъ наконецъ. Должно быть станетъ теперь врать на меня Германскому Обществу. Да мн теперь все равно. Пусть вретъ. Это онъ подговорилъ Баваджи заплатить за три мсяца впередъ, зная, что у меня денегъ нтъ и я поневол останусь здсь.[64]

Но я пишу Каткову и потребую свои кровныя деньги за «Загадочныя Племена» и тогда уду въ Висбаденъ, Мариненбаденъ или какой нибудь другой Баденъ которые мн очень нужны; а затмъ послюсь въ Мюнхен или около Вны мн все равно гд, лишь бы найти теплую комнату, да быть поближе къ Россіи, къ X. такъ чтобы умирая, видть ее возл меня. Посовтуйте, что длать!

Изъ двухъ вашихъ писемъ я получила одно простое да другое заказное сегодня только и спшу отвчать. Тутъ даже и почта съ ума сошла. Приносятъ мн однажды, на дняхъ, письмо страховое: росписалась и ужь собиралась распечатать, какъ вдругъ вижу — не ко мн, а какому-то Благовщенскому въ Нагасаки въ Японіи а совсмъ не въ Неаполь!! и кажется съ деньгами еще, а почтальонъ ушелъ; три дня затмъ я отдала его назадъ въ Неапол на почт самому директору который страшно смутился. Хорошо бы напечатать это въ Россіи. А ваше письмо можетъ пошло въ Японію…

Вчная вамъ любовь и дружба врной вамъ до гроба

Е. Блаватской.

Хочу философскій журналъ издавать гд нибудь здсь. Только не успю. Конецъ мой близокъ, дорогой мой другъ. Отвчайте скорй!

Изъ этого письма, при сопоставленіи его съ «торжествующимъ», Адіарскимъ, первымъ изъ Torre del Greco и французскимъ къ m-me де-Морсье, несмотря на вс «увлеченія» Елены Петровны, — достаточно ясно обрисовывалось ея дйствительное жалкое положеніе. Она, очевидно, потерпла полное пораженіе «тамъ», и даже чудодйственное спасеніе ея отъ смерти махатмами не произвело должнаго впечатлнія. Она бжала въ Европу (ибо иниціатива, по ея характеру и привычкамъ, могла принадлежатъ только ей, а ужь никакъ не Олкотту и не какому-то «совту общества»), совсмъ больная, съ непригодными для нея людьми — и теперь лежитъ въ самой плохой обстановк, безъ помощи, безъ денегъ и забытая всми. Поэтому-то она такъ жадно за меня хватается и такъ боится, какъ бы и я отъ нея не отшатнулся. хать къ ней я, къ сожалнію, ршительно не могъ и утшалъ себя мыслью, что теперь вопросъ только въ двухъ-трехъ мсяцахъ, что все равно, гд бы то ни было, а я ее увижу и, наконецъ, узнаю все, обстоятельно и врно.

Черезъ нсколько дней, въ самую критическую для себя минуту, Елена Петровна получила «отъ неизвстнаго друга» нкоторую сумму денегъ и, конечно, пожелала узнать — кто это пришелъ ей на помощь. Она писала m-me де-Морсье: