Современная жрица Изиды

Прочтя это письмо, я могъ только развести руками. Я не имлъ понятія о брошюр «Куломбши»; но теперь предо мною, очевидно, было побоище какихъ-то двухъ грандіозныхъ «пуассардокъ». Только за этимъ побоищемъ были не лоханки съ рыбой, а «всемірное братство», «тайны человческаго духа и природы» съ девизомъ: «нтъ религіи выше истины»!..

Я ухалъ въ Женеву, а оттуда въ горы и скоро очутился очень высоко, въ маленькомъ мстечк, Сенъ-Сергъ (St.-Cergues), гд и встртился съ m-me де Морсье и ея семьею.

XVII

Хорошо было въ скромномъ, но совершенно приличномъ «pension Delaigue», помщавшемся среди сада, наполненнаго цвтами. За шесть франковъ въ сутки давали чистую комнату съ мягкой постелью, завтракъ, обдъ и ужинъ — обильные, приготовленные умлымъ парижскимъ поваромъ. Женевское озеро представлялось съ высоты голубою лужицей, а Монбланъ глядлъ прямо въ глаза во всемъ своемъ серебряномъ величіи. А все же я послалъ Блаватской свой адресъ. Въ конц іюля отъ нея письмо:

«Дорогой В. С. — Простите, не могла писать — правая рука такъ распухла, что и пальцы окоченли. Плохо мн. ду завтра поселяться на зиму въ Вюрцбургъ нсколько часовъ отъ Мюнхена, значитъ въ Баваріи. Тамъ прозимую, а пока посмотрю, не помогутъ ли воды Нандуръ въ Киссинген отъ подагры. ду я туда съ Баваджи и miss Flynn, другомъ моимъ, но большой дурой.

Господи какъ надола жизнь!.. Хоть пишите коли не не можете пріхать сами. Кажется отъ Мюнхена до вашего мста недалеко; а Вюрцбургъ всего нсколько часовъ отъ Баварской столицы. Общаетъ ** (г-жа X.) пріхать. Не знаю такъ ли оно будетъ. А все же ближе отъ О. Мюнхенъ, чмъ Неаполь. Здсь отъ холода, стужи и дождей мы перешли на жару почище еще Индійской. Душевный вамъ поклонъ и вчную, непроходящую любовь и дружбу. Я ду черезъ Римъ и Верону. Прощайте, или до свиданья — какъ судьба повлитъ. До гроба Е. Блаватская.»

Черезъ пять дней — телеграмма изъ Рима: «En route pour Wurzburg pr`es Munich pour hiver. Blavatsky»[68]. Въ тотъ же день, черезъ три часа посл первой, — вторая телеграмма: «Restons H^otel Anglo-Am'ericain Rome huit jours 'ecrivez i`ei. Blavatsky»[69]. Телеграфирую: «прізжайте сюда» — и даю объясненіе, какимъ путемъ хать. Отвтъ на третій день: «Va banque! partons demain Gen`eve, t'el'egraphiez ou la rencontre. Blavatsky»[70]. Телеграфирую: «A St.-Cergues» — и жду, сговорившись съ m-me де-Морсье, что если «madame» не прідетъ, то мы създимъ къ ней въ Женеву.

Но она пріхала. Боже мой, что это было за явленіе — я думаю обитатели Сенъ-Серга до сихъ поръ говорятъ о немъ, какъ о чемъ-то баснословномъ!

Въ обычное время, посл обда, часовъ около трехъ, къ «pension Delaigue» подъхалъ женевскій дилижансъ. Вокругъ него, какъ и всегда, собралась толпа для того, чтобъ получить газеты, письма и посмотрть на прізжихъ, если таковые окажутся.

Вдругъ изъ дилижанса выскочило какое-то странное существо — нчто среднее между большой обезьяной и вертлявымъ чертенкомъ. Худоба поразительная. Жалкая, какая-то полуевропейская одеженка болтается, будто подъ нею, кром костей, ничего нтъ; лицо съ кулачекъ темно-темно коричневаго цвта и безъ признаковъ растительности; на голов густая шапка длинныхъ, черныхъ, вьющихся волосъ; огромные, конечно, тоже совсмъ черные глаза, съ испуганнымъ и подозрительнымъ выраженіемъ. Чертенокъ что-то говорилъ по англійски пискливымъ и въ то же время хриплымъ голосомъ.

За нимъ вылзала толстая, крупная, неуклюжая молодая особа съ некрасивымъ лицомъ, краснымъ, растеряннымъ и положительно глупымъ.

Публика, разинувъ рты, смотрла на чертенка. Но самое интересное было еще впереди. Чертенокъ и неуклюжая молодая особа, а затмъ я и m-me де-Морсье, принялись, съ великимъ трудомъ, высаживать изъ дилижанса нчто, въ немъ заключавшееся. Это нчто — была сама «madame», вся распухшая, измученная путешествіемъ, ворчавшая, съ темно-срымъ громаднымъ лицомъ и вытаращенными, какъ дв круглыя выцвтшія бирюзы, глазами. На голов у нея помщалась высочайшая фётровая срая пожарная каска съ вентиляторами и вуалью. Шарообразная ея фигура казалась еще шарообразне отъ невроятнаго какого-то балахона, въ который она была облечена.

Облобызавшись съ нами и объявивъ намъ, что Баваджи ровно ничего не понимаетъ, а «эта идіотка» такъ глупа, что подобной дуры никогда еще и не бывало на свт,- «madame» приняласъ ихъ ругать самыми отборными словами и тормошить безъ всякаго милосердія. Наконецъ они оба совсмъ перестали понимать что-либо, лица ихъ изображали страданіе, а на глазахъ стояли слезы.

Къ довершенію бды въ нашемъ «pension» не оказалось свободнаго помщенія, т. е. трехъ смежныхъ комнатъ.

Кое-какъ наконецъ все уладилось, и черезъ часъ Елена Петровна была помщена въ сосднемъ дом, съ плохимъ аппетитомъ обдала, бранилась, чертенокъ и молодая особа метались изъ угла въ уголъ, ничмъ не умя угодить ей, а мы съ m-me де-Морсье сидли и глядли на все это.